Татьяна Виноградова - Дороги звёздных миров [антология]

Шнур выскользнул из стожка, пополз к Андрею. Он тянулся, словно разматывался в глубине розового сена. Андрей оцепенел. Внезапно шнур рванулся, вцепился в лодыжку тремя короткими отростками. Не больно, щекотно даже, но удивление сменилось страхом, волосы на ногах поднялись дыбом. Руки одеревенели, по спине потекла струйка пота. Бечевка добралась до трусов, задержалась на пахе, дотронулась отростками до груди, тут же скользнула по шее и замерла на виске. Забилась венка, в мышцы ног хлынула кровь. Андрей хотел рвануться, убежать, как вдруг заметил сбоку движение. Он скосил глаза, стараясь одновременно видеть и шнур, и калитку. Пацан! Вытянулся в струнку — глаза с блюдца.

— Беги, Митька! — прохрипел Андрей, выдохнул, увидев, как замелькала рыжая шевелюра. Услышал!

«Кричишь? Вопишь? Почему? Боишься? Опасаешься?» — голос раздался в голове неожиданно. Не чужой голос — Андреев, только не он это думал. От испуга еще дрожали ноги, но страх уступал место гневу, а гнев рождал желание накинуться на чужака, разорвать шнуры на кусочки. Митька убежал — это главное!

— Что ты такое, чтобы бояться? — Андрей облизал губы, добавил нерешительно: — Убери лапы.

«Не мочь, не желать. Контакт не есть, не будет», — Орсаг быстро установил связь между словами «лапы» и «руки». Существо владело и внутренней, и внешней речью. Любопытно!

— Кто ты такой? Откуда взялся?

Чужак доверчиво устроил «лапу» на плече, отростки к виску: «С неба. А ты кто?»

— Человек. Андрей, — Верзин успокоился. Гипноз? Нет. Куча «мохера» вовсе не страшная.

«Андрей. Особь?»

— Личное имя, понимаешь?

«Орсаг. Не имя. Статус», — показал понимание чужак.

Андрей уже не сомневался, что перед ним пришелец. Сенсация! В голове замелькали вспышки фотоаппаратов, цветы, очкастые ученые, президент слева, Андрей справа, между ними пришелец, репортеры суют микрофоны. Гордая Маша рыдает. Начальник обнимает инженера Птицына. Ай, они откуда взялись?!

«Нет. Нельзя. Не выдавай», — ныл собственный плачущий голос.

— Мысли читаешь?

«Не так. Объясню. Потом. Спаси! Помощь», — Орсаг испугался яркости картин в голове у существа. Надежда гасла.

— Не могу, сейчас люди примчатся, — сказал Андрей. Вряд ли Митяй убежал совсем.

«Спрячь. Укрой. Сохрани. Пожалуйста!» — Орсаг отыскал в словаре абстрактное, но значимое слово.

Елы-палы! Как поступить? А если бы он — Верзин — очутился среди звезд один?

— Ладно, разберемся. Пойдем.

«Идти? Долго».

Андрей крякнул, обхватил копну розовых шнуров, поднял — Орсаг оказался легким, как тот же мохер, — поволок в дом.

Вовремя…

Верзин прикрыл дверь и, фальшиво посвистывая, пошел к калитке.

— Что случилось? — cпросил весело у запыхавшейся Митиной бабушки, конюха Степана с вилами в руках. За спинами маячил мальчишка.

Деревенским жителям только дай повод потренькать языками. Разобрались не скоро: обсудили покосы, утренний удой, жизнь на Марсе. Соседи, поругивая пацана, отправились восвояси. Андрей застыдился, окликнул:

— Митька! Приходи завтра, я тебе все расскажу. Не могу сейчас, ну прости.

Мальчишка обрадовался, в глазах вспыхнули золотые звезды приключения.

Оказавшись в замкнутом пространстве, Орсаг просмотрел память и спроектировал речевой аппарат. Двадцать основных элементов новой игрушки просты. Он сформировал все, что нужно, согласовал действия частей, попробовал. Звука, внешнего голоса — не было. Орсаг проверил схему. Сделал короче и тоньше связки, проверил цепи резонирования. Шшш… Звук есть, а слова не получались. Орсаг задумался, перенаправил поток воздуха, установил, как ему казалось, необходимое воздушное давление для вибрации, отрегулировал сокращение и плотность смыкания связок.

Андрей с опаской заглянул в горницу. Вдруг галлюцинация? Никакого инопланетянина нет, а есть больничная палата и капельница у кровати?

Пришелец торчал у шкафа, держал «шнурами» книжку.

— Имя-Андрей, что это?

Верзин охнул. Орсаг изменился: вырастил нечто вроде головы и грудной клетки. На «голове» шнурки сложились в губы. И двигались! Андрей скрыл смешок — пришелец невыносимо пищал.

— Книга, в ней записаны слова, чтобы не забыть события, — он разглядел название «Баранкин, будь человеком!», — в том числе выдуманные.

— Я уже знаю твой мир.

— Все же мысли читаешь?

— Нет. Мир отражается в зеркале памяти. Картинки. А твои мысли, — Орсаг помедлил, — немые. Это слово подходит. Удивительно, чудно, поразительно: вы дублируете бытие!

— Ну… — пробормотал Андрей, — память уходит с человеком.

— Смерть? Понимаю. Разумно сохранение дважды.

— Много раз, Орсаг, есть еще фильмы, диски, вещи…

Орсаг прижал пальцы-отростки к затылку Верзина:

— Расскажи, поведай, сообщи о себе. Что есть ты? — Орсаг решил, что эти знания позволят просить помощи у землянина. Время расплаты приближалось.

Что рассказать? Ничего же особенного. Сюда бы ученых, — вздохнул Андрей. Обычная жизнь. Крыша над головой, хорошая работа с приличной зарплатой, любимая женщина, путешествия — с Машей, с компанией семейных приятелей. Но бескризисное существование отличалось, как черно-белое кино от цветного, от другой жизни, которой он не знал, но чувствовал, что возможна — яркая, драйвовая, со звездами в колодцах. Ну и что? В черно-белой ленте нет ничего страшного. Кадры лениво тянулись, и тайного — двадцать пятого — не существовало. Немота старого кино передалась родителями — тоже безголосыми, не в прямом смысле слова, конечно. Робость перед старшими, сильными, умными. Да разве робость? Он окрестил это уважением и молчал, почтительно слушая начальника, инженера Птицына, управдома, продавщицу… Друзья махнули рукой. Маша ждала, но и с нею он немел. За десять лет так и не предложил расписаться. Как только подворачивался случай — язык не шевелился, ни гу-гу! Даже Машин кот разговаривал, мурлыкал. Верзин лишь застенчиво улыбался. За это его любили — не кота, Андрея.

— Ну… у меня есть любимая, Маша, работаю инженером, отдыхать езжу к морю, — получилось кратко, но правда же.

— Зачем сор в вашем языке? Ну, ох, кажется, ладно — много.

— Увы, я не знаю, Орсаг, — улыбнулся Андрей, — наверное, для выражения эмоций.

— Увы.

А пришелец явно делает успехи — дразнится.

— Маша — самка? Работа — труд? Инженер — строитель? Так?

— Так.

— Ты сбежал, скрылся, спрятался. Здесь. Почему? Вдруг?

Знать бы! Разве к «вдруг» кто-то готовится?

Надоело все, словно черно-белую пленку сунули в коробку, и на экране — пустота. Он решил сбежать, разрушить границы привычного немого существования. Были же колодцы, полные звезд. В детстве. Почему забыл? В монохромности ослепительно, до рези в глазах проявился лишний, но такой нужный кадр.