Сергей Синякин - Марсианская роза [сборник]

Ли Сянь не смутился. Наверное, его охрана была вышколена и относилась к особо доверенным лицам.

— Нет, — сказал он. — Это открытое и благожелательное предложение взаимовыгодного сотрудничества.

— И каким образом вы видите возможность вашего сотрудничества с межпланетной полицией? — спросил я.

Ли Сянь качнул головой.

— Вы меня не поняли, — сказал он. — Я рассматривал возможности вашего сотрудничества с фирмой, глубокоуважаемый инспектор!

От этой наглой прямоты я едва не взбесился. Мне, Вернону Густицки, предлагали стать подметкой у частной компании! Хватило ума сдержаться и не показывать свой нрав. Будь этот разговор в баре, этот китаец после подобного предложения у меня месяца три одной манной кашей питался бы и ждал, когда челюсть срастется.

— Продолжим нашу беседу в следующий раз, — сказал я ему в ангаре, где стоял мой скафандр и ожидали возвращения мотонарты.

— А другого раза не будет, — сказал китаец. — Есть предложения, которые делаются один раз, господин инспектор. После ответа позиция человека становится совершенно ясной.

«Ладно, — подумал я себе. — Для первого раза достаточно. Я еще поворошу ваше осиное гнездо».

Теперь я понимал, почему с Марса убрали моего предшественника. Вероятно, два азиата нашли общий язык, а УЗП не захотело мириться с подобным положением вещей. Надо будет поговорить об этом с паном Станиславом.

Сухо попрощавшись, я отправился в обратный путь.

Я уже покидал предгорье, оставалось миновать две конические скалы, за которыми начиналась пустыня. Ив это время меня атаковали. Длинная фиолетовая молния ударила от скал, поползла по песку, подбираясь к мотонартам. По ходу движения молнии оставался темный оплавленный песок.

Хорошо, что я не перевел управление на автомат, решив попрактиковаться в вождении мотонарт. Автомат бы не ушел от фиолетовой молнии. Что это было за оружие, я не знал, в Академии никто не рассказывал о нем. Молния от скал ударила еще раз, потом еще, беря машину в вилку. Я понял, что следующий удар будет точен, как бы я ни лавировал. Бывают у меня такие предчувствия, особенно на ринге. Они помогали мне побеждать, но здесь шла речь о жизни и смерти. Естественно, что я выбирал жизнь. А для этого можно было сделать только одно. И я это сделал. Падать с мотонарт в тяжелом внешнем скафандре легче, чем садиться на них. Я поблагодарил Бога, что внизу песок, все-таки до поверхности Марса было метров шесть. Я попал на край бархана, покатился по нему и увидел, как молния беззвучно ударяет в мотонарты, разламывая их на куски. Затем сработал реактор, и место падения машины окуталось густыми облаками дыма и пара.

Черт возьми! Да куда это я влез в первые же дни работы, если меня одновременно пытались купить и уничтожить? Слова Ли Сяня не были пустой угрозой. Действительно, человеку предоставляется единственно возможный выбор — между жалкой жизнью подметки и смертью храбрых в пустыне. Получилось, что я выбрал смерть. Но почему и за что, я никак не мог понять. Поводов к нападению не было.

Размышлять было некогда. Следовало позаботиться о своей безопасности. Я, конечно, мог на движке скафандра совершить скачок в несколько километров, но боялся, что, медленно летящий, я стану прекрасной мишенью для неизвестного мне оружия. Вместе с тем было совершенно ясно, что нападавшие захотят удостовериться в том, что я погиб, поэтому направят наблюдателей к сбитым мотонартам. И наблюдатели будут вооружены. Вести с ними бой я мог, но уж больно невыгодные условия для этого складывались.

И тут я увидел волнообразное шевеление песка неподалеку. Зыбун!

Мне был неизвестен его механизм, просто в Академии нас предупреждали о существовании на Марсе весьма опасных, а подчас смертельных ловушек в виде жидкого песка, который засасывал человека не хуже трясины земного болота. Инструкции не рекомендовали приближаться к зыбуну, но у меня не было выбора. Я оказался между жерновами смертельной лестницы, и трудно было сказать, какой из жерновов представлял для меня большую опасность. Вой двигателя чужих мотонарт уже приближался. Времени для расчетов не было, и я, торопливо откинув радиобуй, бросился в зыбун.

Пески сомкнулись без всплеска.

— Молчун! — позвал Гена Бык. — Оттянемся малость?

— Мне, блин, сегодня на смену, — сказал я.

Третий день я работал по отливке фундамента для нового купола из местного песка. Технология это да крайности проста, ставится секция, я в нее экскаватором засыпаю песок. А потом установка разогревает его до температуры плавления. В результате на выходе мы получаем сегмент купола, который после провальцовки по горячему получается на редкость ровным и прочным. Сегменты свариваются между собой лазерной сваркой, и через месяц купол готов, можно оборудовать его изнутри, делать любую, даже не типовую планировку, при желании можно даже оборудовать бассейны, если только найдутся богатенькие Буратино, чтобы в них купаться. Дорогое удовольствие, в смысле электроэнергии, но какого черта ее экономить, если фотоэлементы, занимающие километровые площадки в пустыне, вырабатывают ее даже в ночное время, используя свет, отраженный малыми планетками Астероидного пояса?

Тот памятный разговор в баре и в самом деле ни к чему особому не привел.

— Ты сюда отдохнуть от земных забот приехал или бабки заколотить? — спросил Бык.

— Неплохо было бы сделать и то и другое, — усмехнулся я. — Если ты о том, что на земле ищут, то можешь не волноваться, я чист аки голубок, что нацарапал в свое время художник Пикассо. А насчет денег… Кто ж от них отказывается-то, от хороших денег? А ты что, хочешь меня на содержание взять?

— Не дерзи, Молчун, — нахмурился Бык. — Не люблю.

— У каждого свои недостатки, — философски рассудил я. — Слушай, Бык, я ведь тоже не приготовишка из колледжа, если ты, блин, всерьез, то давай обсудим и денежный вопрос. А если так, пощупать меня решил, то вон они на сцене прыгают, — кивнул я на кордебалет из пяти полуголых девиц. — От них ты можешь удовольствие получить, а от меня нет.

— Я все к тому, — сказал тогда Бык, — что настоящему пацану в одиночку Марс не потянуть, всегда крепкое плечо кореша требуется.

— Это ты предлагаешь, чтобы мы друг за друга мазу держали? — сообразил я.

— У нас тут своя кентовка, — сообщил Бык. — Народ к тебе пригляделся немного, ты вроде пацан правильный. Как решишь?

Российский преступный мир везде оставил свои следы. И во всех тюрьмах, где сидели российские уголовники, они устанавливали свои правила и обычаи. Остальным приходилось с этим мириться, даже мафия боялась связываться с российским преступным синдикатом. А я уже оценил все преимущества пребывания в семье. Одни плюсы пока с ней усматривались, а на домашний взнос у меня все еще хватало, еще бы и осталось для себя лично. Жить в кентовке для меня значило приблизиться к исполнению вынесенного мною приговора. Сами потом поймете — почему!