Дарья Бобылёва - Неучтенная планета [litres]

– Ты сознательно отказываешься рассказывать о том, что видела в мирогенераторе?

– А я обязана? Иначе вы меня заставите? Не отпустите, пока я не скажу?

– Нет, принуждение не предусмотрено. Нам важен результат курса гармонизации, а сведения о твоей индивидуальной вселенной… они несущественны.

– А-а, вот оно что, тебе просто интересно. Тогда – да. То есть нет. То есть – отказываюсь.

– Я не понимаю…

– Рисунок, смотри на смысловой рисунок. У капсул с искусственно созданным содержимым такое бывает, а? А?

– Документальная?..

– Не трожь! Не трожь моих песиков!

– Я не трогаю.

– Смотри издали, понял?

– Непонятно, что с замыкающим устройством. Можешь показать его отдельно? Или создай барьер, чтобы она не открылась, я только прощупаю замок…

– Корабль свой щупать будешь! Смотри так.

– М-да…

– Ну?

– Это подделка. Мистификация. Сделано прекрасно, я в жизни не встречал таких капсул, но это подделка.

– С чего ты взял?

– У визов было ментальное поле.

– Ты изучил все расы во Вселенной и заявляешь с полной ответственностью, что мы – единственный вид, у которого есть ментальное поле?

– Но не может же оно у двух разных видов быть абсолютно идентичным! Оно показано изнутри. Тот, кто составлял капсулы, знал, как оно работает. И чувствовал его. Ощущения, способы общения, минимальное расстояние – все совпадает. Это кто-то из наших.

– Либо…

– Либо?

– Либо где-то есть – точнее, была – раса с точно таким же ментальным полем! Удивительная догадка, не правда ли?

– Но это бы значило, что мы и эти самые визы – родственники.

– А что, если мы произошли от зеленых тварей, растущих на деревьях? Чем плохо-то, а? Все это было: и визы, и арцы. И ментальное поле, и мосты, и война, и пепел из живого… Пепел покрыл планету толстенным слоем, по пояс можно было провалиться, и на зубах скрипело живое, в ноздри забивалось, в глаза… Зато наконец-то стало тихо, а то оно так орало, пока жгло себя… Все это было, а если нет… я найду того, кто это придумал, и убью на хрен!

– Откуда ты вообще взял эти капсулы?

– Я не брал. Они сами… взялись. Притянулись, как будто в засаде там сидели…

– Помнишь, когда и где? Хотя бы примерно?

– По-моему, с тех пор прошло три шиарийских года. Или около того, плюс-минус… Все немного перепуталось. А вот где – понятия не имею. Я тогда собирался на Руспо-семь, там должно было зацвести говорящее дерево. Давно хотел задать ему пару вопросов. А если учесть, что в тот момент мы были в районе Каила Центрального… В общем, ныряли за транспортниками, переходов десять сделали по изнанке, и вот в каком-то из промежутков между переходами я их и подцепил… В каком именно, где мы тогда были – черт его знает.

– Постарайся вспомнить.

– Уже пробовал, не выходит.

– Рамар, это очень важно.

– Да не помню я.

– Если вспомнишь хоть что-нибудь…

– Что ты прицепился? Не знаю я! Не помню, и все.

Впервые в жизни, если не считать незначительных эксцессов детского периода, Тиинонашт Дархостира ощущала злость. Она по привычке отмечала симптомы: легкое жжение в районе брюшного сосуда, непроизвольное напряжение бровных дуг, маятникообразное покачивание головных щупалец… Всеми этими ощущениями шиари была обязана маленькой неочеловеческой самке, которая честно смотрела ей в глаза и утверждала, что чудесным образом гармонизировалась сама по себе и отныне абсолютно не опасна. А Тиинонашт при этом очень хотела оставить без внимания явные нестыковки, поверить в волшебную самогармонизацию и побыстрее отпустить пациентку на волю – с условием, что она никогда больше сюда не вернется. Эта жажда самообмана огорчала ее больше всего.

Кстати, извинения за выведенный из строя мирогенератор прекраснейшая выслушала уже одиннадцать раз.

– Можно мне к моему кораблю?

– Приношу извинения, но исследования пока не закончены, – сдержанно ответила Тиинонашт. – Будут ли еще просьбы?

– Я бы переоделась. Ходить с голыми ногами – отвратительно.

Посмотрев на оммо, шиари подумала, что ей бы определенно подошла одежда для карликовой самки человека или для детеныша. Надо узнать, есть ли на складе комплект самого маленького размера. Всем пациентам центра душевной гармонии по прибытии выдавали удобный костюм спокойной голубой расцветки, хотя многие зачем-то привозили с собой кучу одежды и через пару дней потихоньку переодевались обратно…

И тут в голову Тиинонашт пришла неожиданная мысль, вызванная, очевидно, пережитым недовольством. Прежде шиари восприняла бы такую идею с неодобрением, но сейчас она показалась ей даже… подыскав нужное слово, ответственная за седьмой сектор определила ее как «забавную». Справившись с первым спонтанным порывом, она взвесила все «за» и «против» и обнаружила, что и того и другого примерно поровну. Однако Тиинонашт очень давно не делала ничего забавного. И, похоже, именно этого ей сейчас не хватало для душевной гармонии.

– … Поверьте мне, я их больше не ненавижу. Я, конечно, пока не готова их любить, но обещаю, я больше никому из них не причиню вреда. Обещаю… клянусь, для них я больше не опасна. И вообще не опасна. Я сейчас очень мирная.

– Хорошо, – неожиданно кивнула шиари.

– Серьезно? – изумилась Айа.

– Ваши уверения приняты. Согласны ли вы продемонстрировать навыки бесконфликтного общения с людьми в бытовых условиях?

– Это как?

– Поговорить с обычными пациентами. Продемонстрировать убедительное дружелюбие. При желании – попросить у них одежду, обувь, средства личной гигиены.

С неподобающим ее уровню удовольствием Тиинонашт наблюдала, как меняется выражение лица Айи.

– Это обязательно?

– Мы ни в коем случае не хотим принуждать вас. Однако только ваших уверений, не подкрепленных доказательствами, недостаточно для признания вас успешно гармонизированной.

– А если я с ними… бесконфликтно пообщаюсь – вы меня отпустите?

– Если будет выказано дружелюбие и обе стороны останутся довольны контактом – это станет неопровержимым доказательством того, что вы преодолели свою дисгармонию.

– А если я кого-нибудь покалечу – тебя посадят? – помолчав, с надеждой спросила Айа.

Все вокруг было гадким и неправильным. И никто не имел права жить. Или, может быть, все-таки имел, но жизнь представлялась таким изматывающим, неблагодарным и бессмысленным занятием, что всех немедленно следовало от этого права избавить, чтобы прервать цепь ненужных страданий. На протяжении десятков, сотен тысяч лет эти твари прилежно и даже изобретательно занимались уничтожением друг друга. Приносили редкие крупицы радости в жертву условностям, которые сами же и выдумали. Приносили в жертву миллионы живых, кричащих представителей вида ради того, чтобы этот вид в целом, как некая абстрактная проекция, жил лучше и ел больше, и не видели в этом никакого противоречия. Кормили войну, кормили мясорубку. И все это называлось историей разума во Вселенной, и лучше было бы никогда не знать и не думать об этом, если уж тебя угораздило появиться на свет…