Роберт Хайнлайн - Пасынки Вселенной. История будущего. Книга 2 [сборник litres]

Наконец Лазарус решил, что причина может быть лишь одна: разум Форда зашел в тупик и он не видит для себя иного выхода, кроме самоубийства. Но почему? Размышляя над этим во время долгих вахт в рубке, Лазарус сумел воспроизвести логику подобного поведения. На Земле Форд считался важной персоной среди себе подобных короткоживущих. Занимаемое им высокое положение оберегало его от ощущения неполноценности, которое долгоживущие вызывали у обычных людей. Но теперь он оказался единственным существом-однодневкой среди расы Мафусаилов.

Форд никогда не обладал опытом старших или ожиданиями молодых, чувствуя себя низшим по отношению к тем и другим, безнадежно его превосходившим. Он ощущал себя никчемным пенсионером, которого содержат только из жалости, – хотя, возможно, для этого у него не было никаких оснований.

Для человека с такой биографией, как у Форда, сложившееся положение было просто невыносимым. Гордость и сила духа неумолимо толкали его к самоубийству.

Войдя, Форд отыскал взглядом Заккера Барстоу:

– Вы посылали за мной, сэр?

– Да, господин администратор. – Барстоу коротко объяснил ситуацию и рассказал, какую ответственность они намерены на него возложить. – Вас никто не принуждает, – закончил он, – но нам требуются ваши услуги – если вы согласитесь. Согласны?

Лазарус облегченно вздохнул, увидев, как тоскливое выражение лица Форда сменяется удивлением.

– Что, правда? – медленно проговорил Форд. – Вы не шутите?

– Конечно же правда!

Форд ответил не сразу, и последовавший ответ показался не вполне уместным:

– Можно мне сесть?

Для него нашли место, и он тяжело опустился на стул, закрыв лицо руками. Все молчали. Наконец он поднял голову и решительно произнес:

– Если так – сделаю все, что в моих силах.

Не в меньшей степени, чем гражданский администратор, кораблю требовался капитан. Лазарус уже являлся его капитаном в весьма практичном пиратском смысле этого слова, но, когда Барстоу предложил ему формально занять эту должность, он тут же начал возражать:

– Ну нет, только не я! Я с тем же успехом могу провести весь полет за игрой в шашки. Либби – вот кто тебе нужен. Серьезный, добросовестный, бывший флотский офицер – как раз то, что надо.

Все взгляды обратились к Либби, и тот тут же покраснел.

– Да ну, – возразил он, – хоть мне и правда приходилось командовать кораблями во время службы, но мне это никогда не было по душе. По характеру я скорее штабист. Командир из меня никакой.

– Не понимаю, как ты можешь отказываться, – настаивал Лазарус. – Ты же изобрел ту быстроходную штуковину, и ты единственный, кто знает, как она работает. Ты сам напросился, парень.

– Но это же совсем другое дело, – взмолился Либби. – Я вполне готов стать астронавигатором, поскольку это созвучно моим талантам. Но я предпочел бы служить под началом капитана.

Лазарус самодовольно улыбнулся про себя, увидев решительно шагнувшего вперед Слейтона Форда. От измученного выражения его лица не осталось и следа – он снова превратился в руководителя.

– Дело не в ваших личных предпочтениях, коммандер Либби. Каждый должен делать то, что может. Я согласился руководить общественной и гражданской организацией, ибо это созвучно моим способностям. Но я не могу командовать кораблем – я этому не обучен, в отличие от вас. Так что придется.

Либби покраснел еще сильнее.

– Я бы согласился, будь я единственным, – заикаясь, проговорил он. – Но среди Семейств сотни астронавтов, и у десятков из них опыта и таланта не меньше, чем у меня. Если поищете – найдете того, кто вам нужен.

– Что скажешь, Лазарус? – спросил Форд.

– Гм… Энди в чем-то прав. Капитан вкладывает в корабль душу… а может, и нет. Если Либби не рвется в командиры, возможно, стоит поискать другого.

У Джастина Фута имелся с собой микрофильм с реестром всех пассажиров корабля, но под рукой не оказалось сканера, чтобы его просмотреть. И все же десяток с лишним присутствующих сумели назвать по памяти немало кандидатов. В конце концов остановились на капитане Руфусе Кинге по прозвищу Беспощадный.

Либби объяснял новому командиру последствия применения своего движителя.

– Наши достижимые цели находятся внутри пучка параболоидов, вершины которых расположены по касательной к нашему нынешнему курсу. Предполагается, что ускорение посредством обычных двигателей корабля всегда будет приложено таким образом, что наша текущая скорость, составляющая чуть меньше скорости света, будет оставаться постоянной. Для этого требуется, чтобы корабль медленно поворачивался в течение всего маневра с ускорением. Но это не слишком сложно, поскольку разница в величине нашего текущего вектора и наложенного на него маневрового вектора очень велика. Можно грубо представить это как ускорение под прямым углом к нашему курсу.

– Да-да, понимаю, – прервал его капитан Кинг, – но почему ты считаешь, что результирующий вектор всегда будет равен текущему?

– Если капитан решит иначе – это вовсе не обязательно, – озадаченно ответил Либби, – но если результирующий вектор станет меньше текущей скорости, мы просто вернемся слегка назад, и радиус достижимых целей при этом не увеличится. В итоге возрастет лишь время полета, заняв целые поколения, даже века, если результирующий…

– Конечно, конечно! Я разбираюсь в основах небесной механики. Но почему ты отвергаешь другую альтернативу? Почему бы не увеличить нашу скорость? Почему я не могу ускоряться прямо вдоль нынешнего курса, если захочу?

Либби с тревогой посмотрел на него.

– Если капитан так прикажет – почему бы и нет? Но это станет попыткой превысить скорость света, что считается невозможным.

– Именно к этому я и веду. «Считается». Мне всегда было интересно, насколько оправдано подобное предположение. Похоже, сейчас как раз подходящий момент, чтобы это выяснить.

Либби поколебался – чувство долга боролось в нем с искушением, свойственным научному любопытству.

– Будь это исследовательский корабль, капитан, я бы с радостью попытался. Не могу представить, что бы произошло, если бы мы преодолели скорость света, но мне кажется, что нас полностью отрезало бы от электромагнитного спектра в той мере, в какой это касается других небесных тел. Как бы мы смогли что-то увидеть, чтобы проложить курс?

Беспокойство Либби носило не только теоретический характер – сейчас они могли «видеть» лишь посредством электроники. Для человеческого глаза пространство позади них выглядело как черная бездна – даже самые короткие волны из-за допплеровского эффекта превращались в слишком длинные, чтобы их можно было увидеть. Звезды впереди оставались видны, но их видимый «свет» состоял из самых длинных волн, спрессованных невероятной скоростью корабля. Темные «радиозвезды» светили как звезды первой величины; звезды, не излучавшие на радиочастотах, сливались с тьмой. Знакомые созвездия изменились до неузнаваемости. Тот факт, что картина искажалась из-за допплеровского эффекта, подтверждался спектральным анализом; фраунгоферовы линии [34] Фраунгоферовы линии – линии поглощения, видимые на фоне непрерывного спектра звезд и позволяющие судить о химическом составе звездных атмосфер. не просто смещались в фиолетовую зону, но и дальше, за пределы видимости, и их сменяли прежде неизвестные узоры.