Фрэнк Херберт - Дюна [обновлённый перевод от 2019 года] [litres]

Фейд-Раута медленно облизнулся: «Неужели старый дурак говорит правду? Значит, здесь кроется больше, чем можно было бы заподозрить».

– А какое отношение имеет ко всему этому Хават? – спросил Фейд-Раута.

– Он думает, что нашими руками сумеет отомстить Императору.

– А потом?

– Дальше мести его мысли не простираются. Хават из тех людей, что служат другим и многого не знают о себе.

– Я многому от него научился, – согласился Фейд-Раута, почувствовав истинность этих слов. – Но чем больше я узнаю от него, тем сильнее мне кажется, что от него надо отделаться, и поскорее.

– Тебе не нравится, что он будет следить за тобою?

– Хават и так следит за всеми.

– Но он может посадить тебя на трон. Хават тонок. Он изобретателен и опасен. И пока я не склонен отменять противоядие. Меч тоже опасен, Фейд. Но для этого клинка у нас, по крайней мере, есть ножны – яд, пропитавший его тело. Стоит не дать ему противоядие – все: смерть сразу делает его безопасным.

– Это чем-то похоже на поединок, – сказал Фейд-Раута, – финт, в нем финт и снова финт. Приходится следить за тем, как нагибается гладиатор, как глядит, как держит нож.

Он кивнул, ощутив, что слова его порадовали дядю, и подумал: «Да, как на арене, а лезвие – разум!»

– Теперь ты понял, насколько я тебе необходим, – сказал барон, – я еще могу быть полезен тебе, Фейд.

«Меч используют, пока он не слишком затупился», – подумал Фейд-Раута.

– Да, дядя, – вслух согласился он.

– А теперь, – сказал барон, – мы с тобой отправимся в квартал рабов, вдвоем. И я своими глазами прослежу, как ты прирежешь всех женщин на улице удовольствий.

– Дядя!

– Купим новых женщин, Фейд. Я уже говорил тебе – не заблуждайся относительно меня.

Лицо Фейд-Рауты потемнело:

– Дядя, но…

– Ты будешь наказан и получишь урок, – сказал барон.

Фейд-Раута встретил насмешливый взгляд упоенных его бессилием глаз. «Итак, я должен запомнить эту ночь, – подумал он. – Запомнить через память иных ночей».

– Ты не можешь отказаться, – сказал барон.

«А что ты будешь делать, старик, если я откажусь?» – подумал Фейд-Раута. И понял: найдется и другое наказание, быть может, более тонкий способ поставить его на колени.

– Я тебя знаю, Фейд, – произнес барон. – Ты не откажешься.

«Верно, – подумал Фейд-Раута. – Теперь я нуждаюсь в тебе. Я понял это. Сделка наша заключена, но и ты будешь нужен мне не всегда. И… когда-нибудь…»

В подсознании людей глубоко укоренилась мысль о том, что Вселенная должна быть логичной. Но реальность всегда хоть на шаг уводит нас за пределы логики.

«Случалось мне сидеть перед многими правителями из Великих Домов, но борова толще и опаснее этого я не видел», – проговорил про себя Сафир Хават.

– Можешь быть откровенным со мною, Хават, – громыхнул барон. Он откинулся назад в гравикресле, утонувшие в жирных складках глаза буравили лицо ментата.

Старик уставился на полированную крышку стола, отделявшего его от барона, изучая узор. Даже такие мелочи следовало учитывать, имея дело с бароном, даже красные стены личного кабинета и слабый запах трав, скрывавший легкую вонь.

– Не думаешь же ты, что я считаю твой совет предупредить Раббана простой прихотью, – сказал барон.

Ничто не шевельнулось на морщинистом лице Хавата, выдавая его внутреннее негодование.

– Мне приходится многое подозревать, милорд.

– Да. Ну, я хочу знать, какую роль играет Арракис в твоих подозрениях относительно Салузы Секундус. Разве тебе недостаточно знать, что Императора раздражает любая параллель между Арракисом и его таинственной тюремной планетой? Я поторопился с предупреждением Раббану лишь потому, что курьеру надо было отбыть именно с этим лайнером. Ты же сказал, что задержки не должно быть. Ну и хорошо. Но теперь мне нужны объяснения.

«Сколько же он болтает! – подумал Хават. – Это не герцог Лето, умевший говорить со мной мановением руки, движением брови. Какая туша! Да уничтожить его – значит облагодетельствовать человечество».

– Ты не выйдешь отсюда, пока я не получу полных и исчерпывающих объяснений, – продолжал барон.

– Вы слишком уж непринужденно называете Салузу Секундус, – произнес Хават.

– Это же исправительная колония, место ссылки, – сказал барон. – Наихудшее отребье ссылается на эту планету. Что еще нам нужно знать о ней?

– Условия жизни там хуже, чем где бы то ни было, – продолжил Хават. – Нам говорят, что смертность среди новичков превышает там шестьдесят процентов. Нам говорят, Император угнетает их, как только умеет. Вы слышите все это, и вам не хочется задаться вопросом?

– Император не позволяет Великим Домам инспектировать свои тюрьмы, – проворчал барон. – В мои темницы он тоже не лезет.

– А проявления любопытства относительно Салузы Секундус, ах… – Хават прикоснулся костистым пальцем к губам, – не поощряются.

– Едва ли можно гордиться тем, что творится там!

Хават позволил незаметнейшей из улыбок тронуть его тонкие губы. Поблескивая глазами, он глядел на барона.

– А вы не задумывались, откуда берутся его сардаукары?

Барон поджал пухлые губы, словно младенец, и возмущенным голосом проговорил:

– Ну… он набирает рекрутов… говорят, есть вспомогательные части и из их числа…

– Фэ-э! – протянул Хават. – Эти россказни о происхождении сардаукаров… слухи, не более. А что говорят те немногие, кто уцелел в схватках с ними?

– Сардаукары – великолепные воины, в этом нечего сомневаться, – сказал барон. – Но я думаю, мои легионы…

– Праздношатающийся сброд по сравнению с ними! – оскалился Хават. – Вы не задумывались, почему Император выступил против Дома Атрейдесов?

– Тебе не следует копаться в этих вопросах, – предупредил барон.

«Неужели даже он не представляет себе подлинных причин решения Императора?» – спросил себя Хават.

– Мне следует копаться в любых вопросах, если мои усилия служат вашим интересам, – сказал Хават. – Я – ментат. А от ментата нельзя скрывать информацию или ограничивать направления вычислений.

Барон долго и пристально смотрел на него и наконец промолвил:

– Говори, что считаешь нужным, ментат.

– Падишах-Император обрушился на Дом Атрейдесов потому, что полководцы герцога, Гарни Холлик и Дункан Айдахо, вымуштровали настоящее войско, пусть небольшое, но лишь чуточку уступавшее сардаукарам. Были там солдаты и получше императорских. Герцог намеревался укрепить свои силы, сделать свою армию не слабее императорской.

Барон взвесил услышанное и произнес: