Пётр Курков - Третий меморандум. Тетрадь первая. Первоград [litres]

«Козел, – уныло размышлял Майков. – Выпендривается».

Собственно, отделение Котят в Новомосковске без дела не сидело: на частокол постоянно покушались обезьяны, шальные тахорги три раза врывались на разработки, но все успехи охраны никоим образом не связывались с личностью ее начальника. Валери был весьма обходителен с рядовым составом, направив весь яд своего сарказма на лейтенанта, и исключительно на него. Следствием этого явилось явственное падение дисциплины: патрульные, будучи территориально оторваны от «Большой земли», распускались на глазах, огрызались в ответ на командирские замечания. Дошло до того, что они уже сами делили посты, извещая его постфактум. Гражданские же старались копировать своего шефа. Правда, им Котята острить над лейтенантом в своем присутствии пока не позволяли, сказывался корпоративный дух, но Майков все-таки очень переживал свое отчуждение, особенно в отношении женского пола. Все это было ужасно несправедливо: Майков частенько мечтал, чтобы однажды какая-нибудь из шахт погребла под обвалом и Валери, и нескольких наиболее дерзких его приспешников. Или, еще лучше, чтобы Валери устроил бы переворот с целью, скажем, отложиться от Первограда, и тогда его можно будет безнаказанно пристрелить, а заодно и подавить бунт.

За окном казармы раздался топот, чье-то возбужденное дыхание, сапоги прогрохотали по ступенькам, распахнулась дверь, и ввалился взбудораженный Гарик Игнатьев, растрепанный, с оторванным левым погончиком и синяком под правым глазом.

– Толь, – задыхаясь, просипел он, – там Мартын Фомина покалечил.

– То есть? – Майков сел. За окном еще кто-то протопотал.

– Ну, Фома же за Любочкой ухлестывал, ты знаешь… Ну, мля, сейчас и схлестнулись, там еще мартыновские копачи подбежали, а нас только двое!

Майков уже лихорадочно застегивал куртку. Это, конечно, был не бунт, но все-таки… На топчане у противоположной стены зашевелился и сел всклокоченный со сна Немировский. В дверь ввалились еще два мрачных и помятых Котенка, вся свободная смена была налицо.

– Фому в санчасть отвели. – пояснил один из прибывших. – Челюсть сломана. Они ж, суки, пьяные были!

Вот оно. Майков выпятил челюсть. Бунт не бунт, но явное преступление одного из любимчиков, причем виною – развал дисциплины, бардак, панибратство…

– Где Мартынов? – спросил он отрывисто. Он видел, что ребята, как встарь, признали его командиром.

– Любочку куда-то уволок, – пожал плечами один из Котят. – Пьяный, сцуко…

Майков вытащил из кармана ключи от оружейной пирамиды, отпер, молча раздал Котятам распылители, сам надел и начал застегивать пояс с пистолетом в кобуре.

– Мужики, вы что? – спросил недоумевающий Немировский. – Ну подрались спьяну…

– Это преступление, – отчеканил Майков. – Хулиганство. Впрочем, в Первограде разберутся. Наш долг – арестовать преступника!

– Много текста, Толь… – поморщился Игнатьев. – Пошли, мля, а то эти козлы опомнятся…

О том, что рассвирепевшие патрульные, вооружившись распылителями, ворвались в женское общежитие, усыпили, связали и поволокли к грузовику Мартынова, Валерьяну донесли слишком поздно. Когда он выбежал из своей комнатушки, возбужденный гомон за стенами разорвали два сухих пистолетных выстрела. У него оборвалось сердце. Завернув за угол барака, он в сумрачном багровом зареве заката увидел толпу человек в тридцать на «майдане», Котят, с озверелыми лицами направивших на людей воронки распылителей, Майкова с пистолетом в опущенной руке, ощутил приторный слабый запах чего-то химического. Когда он поглядел на сторожевую вышку, ближайшую к «майдану», у Валерьяна вторично оборвалось сердце: патрульный, чей черный силуэт четко рисовался на алом фоне неба, тоже направил пулемет на толпу.

Он подбежал, на ходу расстегивая кобуру возвращенного недавно в Первограде пистолета, но тут же понял, как это неуместно. Толпа, только что обратившая внимание на позу автоматчика, нехотя отступала, открывая проход грузовику. На земле лежало три неподвижных тела.

Он наклонился к ближайшему, ощущая ледяной холод, но почувствовал тот же запах, только гуще и головокружительнее; парень тихонько посапывал. Слава богу, он только спал.

– Лейтенант, – хрипло проговорил Валери, по слогам произнося это слово, – вы что, окончательно о…ели от безделья?

– Совершено преступление, – так же хрипло ответил Майков. Пистолет подрагивал в его руке. – Преступник ответит. Вы, надеюсь, тоже. – Он подумал и добавил: – Козел.

Валерьяну потребовалось бешеное усилие, чтобы взять себя в руки.

– Лейтенант, – сказал он уже насмешливо, – вы кретин. Вашей карьере пришел конец. Вы забыли, что поселком руковожу я, и мне дана власть, в том числе и судебная. Немедленно освободите Мартынова и расходитесь, я сам разберусь, иначе это будет бунт. Ясно?

Ему показалось, что Котята заколебались.

– Вам давали власть, чтоб был уголь, а вы тут бандитский притон устроили. Только и умеешь, что людей гробить! – Майков говорил задыхающимся от ярости полушепотом. – Короче, его сейчас отвезут в Первоград, там Совет разберется. Если я виноват – отвечу, но закона нарушать не дам!

Радировать в Совет? Ну и что там скажут? Тем более, за это время бешеный офицерик уже отошлет грузовик, он совершенно невменяем. Наверное, не надо было все-таки его так третировать, каждая собака может укусить…

– Тогда я тоже поеду, – решительно сказал Валерьян. – Надеюсь, это вы мне позволите, господин лейтенант?

– Поезжайте, – пожал плечами Майков. – И кстати, заодно объясните там, откуда в Новомосковске взялась выпивка!

«Совсем некстати», – сокрушенно подумал Валерьян, но ничего не сказал, забрался по металлической навесной лесенке в кузов. Мартынов лежал поперек, спящий и связанный, напоминая поверженного полубога. Следом за Валери в кузов влез один из Котят, сел с краю, настороженно пристроив распылитель на колени. Еще двое забрались в кабину: один умел водить машину, и Майков не стал разыскивать водителя. Заурчав и дернувшись, грузовик пополз к воротам. Мартынов, слабо постанывая, сполз к ногам Валерьяна.

Грузовик выехал из распахнутых Майковым ворот, запрыгал по неровностям тропы и скрылся в зарослях.

Темнело, но все-таки просматривалась расходящаяся толпа на пятачке. Человек, внимательно наблюдавший за всем происходившим с вершины близстоящей пологой скалы, опустил бинокль, подумал и начал быстро спускаться вниз, ловко цепляясь за выступающие камни и стебли лиан.

– Первоград! – Торопливый вопль из динамика разрезал мягко мигающий лампочками тихий сумрак радиорубки. Дежурный, задремавший в кресле у пульта, вздрогнул. – Нас атакуют!