Йен Макдональд - Восставшая Луна

– Сюда он не войдет, – отрезает Макс.

– Я не причиню вам вреда, – говорит Вагнер. – Я просто хочу знать.

– Я приоткрою дверь, – решает Макс. – Вагнер, я собираюсь приоткрыть дверь.

– Нет, не делай этого… – говорит Арджун – и тут дверь распахивается, а Макс отлетает в уголок для беседы. Арджун, оказавшись лицом к лицу с волком, принимает бойцовскую стойку.

– Я. Просто. Хочу. Поговорить, – цедит Вагнер. Хайдер его таким еще не видел. Каждый мускул натянут как трос. Лицо бледное, глаза громадные и темные. Он пылает от энергии. Он мог бы одной рукой выбить дверь квартиры.

– Я не причиню вам вреда, – повторяет он.

Арджун толкает Хайдера на диван и встает на страже с правой стороны. Макс, в синяках и ошалелый от падения, садится слева от мальчика. Хайдер любит своих милых храбрых отцов.

– Ты нашел ее, – Вагнер не говорит, а издает низкое рычание.

– Нашел. – Рассеиватели тревожности наконец остановили поток кошмаров, хлынувший с глубинных уровней Теофила. – Дверь сама открылась для меня. – А из-под двери просачивалась кровь… – Она открылась, и я вошел. – Она лежала на боку, с согнутыми противоестественным образом конечностями. Глаза широко распахнуты. Волосы слиплись в плотную массу от запекшейся крови. Нож. Господи, из ее шеи торчал нож. – Я вызвал медиков, а потом заббалинов.

– А там были какие-нибудь… любые. Признаки. Робсона?

– Я кое-что видел. Но не понял, что случилось. Сломанная мебель, будто там была драка. Простыня. В квартире был беспорядок.

– Подумай хорошенько, Хайдер. – Вагнер приседает перед мальчиком, сжимая ладони. – Ты видел или слышал что-нибудь необычное?

Хайдер трясет головой.

– Прости. Я попал в квартиру только следующим утром. Я хотел пойти с ним в «Эль гато энкантадо». Ты же знаешь.

– Ты его пугаешь, Вагнер, – предупреждает Макс.

– Я должен узнать. Я должен понять, что случилось. Я должен все собрать по частям в уме. Мне позвонили, когда я был в доме стаи. Анелиза мертва. Я подумал: что? И Робсон пропал. Я прыгнул в первый же поезд, но все равно приехал только через восемь часов. Заббалины все вычистили. Ничего не осталось. Я должен увидеть то же, что и ты, Хайдер, должен это вообразить – чтобы понять.

– Он рассказал тебе все, что знает, – заявляет Арджун.

– Я получил записи камер из сети. Я увидел, как двое мужчин пришли с ящиком. А потом ушли с ящиком. Что произошло в квартире – я не знаю.

Макс встает с дивана и идет к кухне. Вода закипает; через несколько секунд он протягивает Вагнеру стакан чая.

– Сядь.

– Простите, – говорит Вагнер. – Я могу разобраться в том, что случилось.

– Я попытаюсь помочь, но я правда мало что знаю, – бормочет Хайдер. – А ты… ты не думал, что его похитили?

Алексия плотнее закутывается в стеганое пальто и подавляет дрожь. Оба жеста – театральные, надуманные: в Боа-Виста вот уже десять дней пригодная для жизни температура, но она ощущает глубокий, бесконечный холод окружающих камней, память о вакууме, от которого эта лавовая трубка покрылась льдом. Растения растут, целые деревья цветут, сотворенные АКА птички прыгают с камня на спроектированные ветки и снова на камни, но Боа-Виста всегда будет вызывать у Алексии озноб. Здесь обитают призраки.

Говорят, на Луне привидений нет.

Вранье: они повсюду.

Нельсон Медейрос приветствует ее на португальском языке и сопровождает в новое Орлиное Гнездо. Эскольту за эскольтой, Лукас заменял и усиливал свою официальную охрану бывшими пылевиками «Корта Элиу» и сантиньюс, сбежавшими из Жуан-ди-Деуса. Она сбрасывает пальто. Манинью показывает ей путь через загроможденные машинами коридоры нового обиталища Лукаса.

Лицо. Она внутри лица одного из ориша. Новый офис Лукаса находится в глазном яблоке Ошалы. Боа-Виста пугает ее до дрожи. Ей ненавистна сама мысль о том, что Лукас может переместить сюда правительство навсегда.

Алексия слышит здесь то, чего никогда раньше не слышала: смех Лукаса Корты. Она находит его откинувшимся на спинку кресла и трясущимся от едва сдерживаемого смеха. Он вскидывает руки, умоляя ее не говорить с ним, пока не пройдет приступ веселья.

Лукас Корта – один из тех от природы серьезных людей, которых радость так преображает, что они почти становятся кем-то другим.

– Опять Суни, да?

Лукас кивает и снова трясется от смеха.

– И так будет еще довольно долго, – говорит он, переведя дух.

– Сколько они заплатили?

– Двадцать миллиардов.

Алексия переводит лунные битси в бразильские реалы. Распахивает глаза.

– Это же…

– Состояние – по твоим меркам. Карманные деньги – по меркам Суней. И они об этом знают. Последнее, выверенное оскорбление от «Маккензи Металз». Дескать, вот все, чего вы стоите.

Лукас указывает Алексии сесть. Он наслаждается очередным приступом хихиканья. Его смех начинает раздражать. Есть в нем что-то нечистое.

– Значит, Дариус отозвал свое заявление по поводу «Маккензи Металз»?

– Денни Маккензи – коронованный король, который расхаживает по Хэдли, словно рестлер в клетке в Святой Ольге.

Алексия подходит к окну, чтобы посмотреть на побеги и саженцы возрожденного Боа-Виста.

– Я ничего не понимаю. Маккензи убили Рафу и разрушили это место. Денни Маккензи хладнокровно убил Карлиньоса.

– Я свел все счеты с Маккензи.

– Железный Ливень? Это не твой счет, Лукас, а мой. Это мой счет – и я никогда от него не освобожусь.

Смех умирает, улыбка исчезает. Этого Лукаса Корту Алексия узнаёт.

– Суни – общий враг. Они заставили нас вцепиться друг другу в глотки. Позволь мне немного позлорадствовать. Такое нечасто случается.

– А тебе никогда не приходило в голову, что ты со своими хитростью и изворотливостью можешь однажды загнать в ловушку самого себя?

– Вот почему я нанял тебя, Ле. Я верю, что ты скажешь мне правду. Хочу, чтобы ты кое с кем познакомилась. Он попросил аудиенции.

– Такое не входило в мои планы.

– Токинью, пусть Нельсон приведет моего гостя.

Три кресла. В мирадоре Лукаса три кресла. Как она не заметила?

Эскольты в кремовых льняных костюмах и широкополых соломенных шляпах приводят просителя в глаз Ошалы.

У Алексии перехватывает дыхание. Это невысокий, смуглый, сильный мужчина: она узнает его затравленные глаза, дымящуюся энергию, свернувшуюся тугой пружиной в каждом мускуле, яркое, ужасное присутствие в его походке, осанке и каждом движении. Это волк.

– Брат.

– Вагнер.

Приветствие – лишь видимость. Лукас с трудом переносит объятие Вагнера Корты.

– Садись-садись, – говорит Лукас.

– Предпочитаю стоять. – Волк не может сохранять неподвижность; он переминается с ноги на ногу, не в силах успокоиться.

– Ну, тогда стой. Моя Железная Рука, Алексия Корта.