Эрик Флинт - 1632

— Скажи лучше. Вы уже придумали название?

Лицо Майка выразило непонимание. Ухмылка Квентина стала шире.

— Для нашей политической партии, тупица. Необходимо название партии, если ты собираешься предводительствовать свершающейся революцией. Пресловутая позиция 'над схваткой', которую занимал Вашингтон — не для вас , молодой человек!

Лицо Майка оставалось растерянным.

— Беда с этими гениями, — усмехнулся Андервуд. — Вот и доверь что-то ра-ди-ка-лу из профсоюзов. — Хихиканье перешло в мягкий смех. — Тут нужны навыки профессионального менеджера. Я думаю, что мы должны назвать себя Партией Четвертого Июля.

— Движением Четвертого Июля, — немедленно нанесла ответный удар Мелисса.

И это, конечно, вызвало новый залп пререканий. Но, в данном случае, Ребекка не ограничивалась цитированием Шекспира себе под нос. Спор был резким, коротким и завершился сокрушительной победой. Всех против Мелиссы.

Название " Партия Четвертого Июля " было утверждено. Об этом было объявлено на следующее утро, вместе с декларацией о начале кампании по выборам в конституционное собрание.

Симпсон немедленно начал протестовать, несмотря на то, что многие недели выступал за немедленный созыв Учредительного Собрания.

— Чтобы обуздать военную диктатуру Стирнса, — как он часто выражался.

Неважно. Железная пята демократии опустилась на шею Грантвилля. Жертва этой тирании отреагировала так, как и можно было ожидать.

Политиканство! Уррряяя!

— Чудной народ эти американцы — заявил Леннокс. Щегольски отпил из кружки и таким же выверенным движением поставил её на стол. — Однако, не настолько все же тупые, чтобы продолжать варить ту жалкую бурду, которую они называли "пивом".

Сидящий напротив него человек — Моисей Абрабанель — не обратил на это наблюдение особого внимания. Он осматривал главный зал недавно открывшихся и набитых сверх всякой меры "Садов Тюрингии", а в его взгляде проглядывала мечтательность. Сидящий рядом с ним, его дальний родственник Самуил, занимался тем же. При всей их относительной молодости — им обоим не было и тридцати — они были опытными дипломатами и дельцами, привыкшими лавировать в коридорах власти Вены и Италии. Но в этот момент они, тем не менее, выглядели простой деревенщиной.

Улыбнувшись, Леннокс глянул влево. Бальтазар улыбнулся ему в ответ. Было ясно — два "уже тертых американских калача" наслаждались дискомфортом новичков. Моисей и Самуил приехали всего несколько дней назад, и до сих пор пребывали в оторопи.

Оторопь частично вызывало и поведение их собственного народа — небольшое количество евреев, обосновавшихся в Грантвилле за последние месяцы, акклиматизировались на всю катушку. В какой-то степени, этого и следовало ожидать — они были сефарды у которых, в отличии от восточноевропейских ашкенази, была давняя традиция космополитизма. Присказка "Когда в Риме…" возможно была придумана именно ими.

Тем не менее…

Трудно сказать, что именно пугало Самуила и Моисея больше всего. Возможно — то, как верующие евреи Грантвилля в открытую наблюдали за строительством своей новой синагоги. Храм перестраивался из заброшенного здания прямо в центре города. Возможно. Но…

Предшествующей ночью, Майкл Стирнс провёл несколько часов в гостиной Бальтазара, участвуя в живом и непринуждённом разговоре с двумя представителями Абрабанелей и самим Бальтазаром. Именно так, конечно, и должно было быть. Но и Ребекка провела с ними несколько часов — и участвовала на равных правах со всеми.

Этого уже было бы вполне достаточно. Но! Когда разговор в конце концов завершился, отец Ребекки удалился на ночь, уводя с собой своих родственников мужского пола. Ребекка, напротив, осталась там.

Без сопровождения? Возмутительно! Как её отец это позволяет? С гоем! Какой ужас!

Вспомнив выражения лиц своих родственников, Бальтазар быстренько приложился к своей кружке — скорее чтобы подавить смех, чем жажду. Он знал, что Моисей и Самуил были бы ещё больше поражены, если бы зашли в гостиную парой минут спустя и обнаружили бы Ребекку сидящей у Майкла на коленях и предающейся самой непристойной форме американского поведения. При всей своей космополитичности, Бальтазар и сам был поражён, когда случайно наткнулся на свою дочь занимающуюся этим . Он не стал вмешиваться, но решил серьёзно поговорить с Ребеккой на следующий день. Но она так решительно отстаивала свою правоту, что, учитывая обстоятельства, Бальтазар решил спустить дело на тормозах. Он даже подумал что есть в этом американском слове какая-то суровая красота. Как они там говорят — "обнимание"?

Но, в основном, дискомфорт Моисея и Самуэля был вызван самими американцами.

Первое и главное — манера американских женщин одеваться, достаточно ярко представленная в этот момент в "Садах Тюрингии".

Самуил пытался не пялиться на девушку стоявшую у барной стойки неподалёку. Та общалась с Ребеккой, и казалось, разговор нравится обеим. Учитывая её фигуру, бесстыдно выставленную напоказ в облегающей блузке и штанах, задача требовала от молодого человека чрезвычайного напряжения силы воли.

На помощь пришёл Леннокс:

— Эта не для тебя, парень — сказал он, упрекающее покачав головой. Самуил покраснел и отвёл взгляд.

— Она замужем? Обручена?

— Ни то ни другое, в сию минуту. — Последовала небольшая пауза, пока одна из официанток ставила на стол новый кувшин с пивом.

— Бесплатно, — сказала она по-английски с сильным акцентом. — За счет кандидата — и ушла, бороздя толпу. Женщина была полной и молодость её давно минула. Как и большинство официанток, её наняли за упорство и решимость в той же мере, что и за опыт — раньше она сама держала таверну, привыкла лавировать в шумной толпе и была рада делать это снова, зарабатывая больше, чем когда-либо мечтала.

— В сию минуту, — повторил Леннокс и быстро окинул взглядом девушку. — Но, похоже, скоро сменит свой статус, хотя до её бывшего это ещё не вполне дошло, так что ему пришлось дать некуртуазного пинка.

Он заметил как Ребекка, взглянув на дверь, легонько толкнула девушку локтём. Тонко улыбнувшись Леннокс обернулся к компании и вновь наполнил кружки.

— Но, зуб даю, скоро у неё будет новый… — боковым зрением он уловил движение в свою сторону. — Помяни дьявола…

Маккей отодвинул стул рядом с Самуилом и упал на него. Он выглядел измождённым.

— Пивка? — спросил Леннокс и подвинул ему кружку.

— Ага, — почти прошептал тот. — Пожалуйста!

Чувствовалось что говорить ему трудно. Рот его казался одеревеневшим, но не настолько, чтобы он был не способен осушить кружку в один присест. Он молча подвинул кружку за следующей порцией. Леннокс повиновался и добавка разделила участь предшественницы.