Эрик Флинт - 1632

Тилли приказал своим орудиям начать отчаянную попытку уничтожить это новое укрепление. Отчаянную — потому что после часа контрбатарейного огня Торстенссона у католиков осталось не так и много артиллерии.

— Чертовы шведские пушки! — взревел он. — Они даже хуже, чем под Брейтенфельдом!

Всю ночь, под прикрытием темноты, дыма и батарей Торстенссона король вел свою армию через мост на косу.

Оттуда в течении дня 16 апреля шведы распространили свои силы, чтобы устроить прочные позиции по всей отмели. Густав Адольф успешно форсировал реку. У Тилли осталось два варианта — отступлении или последний штурм.

Он выбрал штурм и возглавил его сам. Вечером, с вершины на белом коне Тилли поскакал вниз по склону. Тысячи всадников и пехотинцев шли вслед за ним.

Последовавшая борьба, несмотря на краткость была непростой. Густав повел свою конницу во встречную атаку и шведская пехота во многих местах линии столкнулась лоб в лоб со своими баварскими коллегами. Если бы бой ограничился только этими силами, Тилли мог бы и выиграть. Но не тут-то было. Со всех своих позиций на противоположном берегу орудия Торстенссона вели огонь на поражение. Находившиеся на открытом месте люди Тилли подверглись мгновенному уничтожению.

— Чертовы шведские пушки! — снова прорычал Тилли. И предался горькому самобичеванию. — Мне следовало прислушаться к Валленштейну .

Это было последней мыслью старого генерала. Одно из пушечных ядер Торстенссона раздробило оба его бедра. Отважный боевой конь генерала пошатнулся под ударом, но устоял. Медленно, потеряв сознание от шока, Тилли соскользнул из седла. В последующие годы, люди которые видели это, говорили, что это было как падение крупного дерева. Большой корявый дуб, наконец, нашел свою гибель

Когда люди Тилли отнесли его в тыл, Олдрингер взял командование на себя. Но и сам Олдрингер упал через несколько минут, раненый в голову. К этому моменту войска имперцев потеряли уже четыре тысячи человек, и люди пали духом. К вечеру, пользуясь темнотой, они отступили обратно в свой укрепленный лагерь у Дуная. На следующий день под командой самого электора армия Тилли отступила в Ингольштадт. С Максимилиана Баварского было достаточно Густава II Адольфа.

— Пусть Валленштейн попытается с ним справиться, — прорычал он. — Пусть чешский ублюдок имеет дело со шведским ублюдком.

Когда Густав узнал о Тилли, он послал своего личного хирурга во вражеский лагерь.

— Сделайте для старика все, что сможете, — приказал он.

— Если и смогу, то немного, — проворчал хирург, — судя по описанию раны.

Но повиновался.

Торстенссон был не совсем доволен.

— Пусть палач Магдебурга истечет кровью до смерти, — прорычал он. Злобные выражения лиц других шведских офицеров, окружавших Густава, явно выражали согласие с артиллеристом.

Король просто сказал в ответ:

— Это последний из великой плеяды, при всех своих грехах.

Затем, будто пораженный какой-то мыслью, он повернулся к девушке, стоявшей в нескольких шагах.

— А что вы думаете? — требовательно спросил он. Девушка ответила с застенчивой улыбкой.

— Я думаю, что вы хороший человек, — последовал ее ответ.

Густав II Адольф был весьма озадачен.

— Хороший человек, пробормотал он, уходя. И покачал головой. — Хороший человек. Надо же такое сказать королю!

Тилли умер через две недели. Последний из плеяды ушел, а сменившая его плеяда сделала шаг вперед, чтобы бросить вызов королю Швеции.

Настала очередь Валленштейна. Валленштейна и его волков.

Кардинал Ришелье положил письмо на садовую скамейку. И присев рядом, несколько минут ненавидяще смотрел на него.

Со времени своего назначения главой Королевского Совета 13 августа 1624 года, кардинал проводил последовательную внешнюю политику. Оффициально, он, разумеется, выражал полную поддержку Контрреформации и наступлению на протестантизм. Это было необходимо, дабы сохранить поддержку католических фанатиков, как возглавляемых капуцином отцом Жозефом, так и тех что состояли в тайной организации — Обществе Святых Таинств. Но это лишь служило прикрытием для истинной цели Ришелье — усилить Францию . Что, означало — первое и главное — ослабить Габбсбургов, осбоенно испанскую ветвь семьи, правящую величайшей военной державой в Европе.

Всё пропало…

Не поднимая головы он спросил стоящего рядом человека

— Этьенн, это правда?

Этьенн Сервьен кивнул. Он являлся одним из интендантов кардинала — специальных агентов, которые поддерживали железное правление Ришелье во Франции. Официально, они являлись не более чем мелкими чиновниками, назначаемыми непосредственно короной. В действительности же, они были тайной армией доверенных лиц Ришелье — шпионами и не только. Сервьен только что вернулся с длительного задания — сначала Вена, затем Брюссель, а по дороге…

— Да, правда, — сказал он. — Я провел в Тюрингии неделю, монсеньор. Большую часть — в Грантвилле. Это всё — правда.

— Колдовство?

Сервьен пожал плечами.

— Если хотите знать мое мнение — то нет. По крайней мере, в мелочах. Я разговаривал со многими жителями-немцами, и никто из них не верит, что американское мастерство есть нечто большее чем просто великолепная механика. Некоторые из моих собеседников даже сами начали его осваивать. Что касается случившегося в целом — кто знает? Они называют это "Кольцо Огня", но похоже никто не понимает, что это было на самом деле. Общепринятое объяснение — божественное вмешательство.

Кардинал сместил взгляд на цветочную клумбу. Чудеса — чудеса. На краткий миг он задумался об очередном чуде Господнем.

Но не надолго. Ришелье мало во что верил, кроме Франции и её славы. Установление французского господства было делом его жизни, и его верования были привязаны к этой задаче. А всё что кроме…

— Чудо Господне, я и сам так считаю, — подумал кардинал.

— Колдовство! — решительно заявил он. — Явное и неприкрытое колдовство. Длань Сатаны простерлась над Тюрингией.

— Как скажете, монсеньор, — поклонился Сервьен.

Ришелье постучал пальцами по письму, его искушало желание смять бумагу в кулаке, но кардинал был не тем человеком чтобы игнорировать реальность, какой бы ненавистной она ни была.