Эрик Флинт - 1632

В общем, к концу свадьбы, американская половина выросшего вдвое общества, приняла новую версию событий. И близко к сердцу, по правде говоря. Один из маленьких парадоксов истории состоит в том, что простой народ заимствует романтическую мифологию дворянства и приспосабливает ее под себя. Что-то новое ковалось здесь, в этом месте, под названием Тюрингия. Что-то важное и драгоценное. Их собственная кровь будет смешиваться с другой. Как и положено, как и должно быть. Добрые крови объединятся. Так возникают великие народы.

Венчание состоялась в католической церкви города, как самой большой. Но службу вел пастор методистской церкви, к которой относил себя Джеффф. Это было необычно, но все согласились на это. Хотя ни Джефффа, ни Гретхен, не волновало то, чтобы свадьба была 'правильной'.

А что насчет пастора и священника? Ну, они давно были хорошими друзьями. Их дружба с годами выросла, благодаря взаимному интересу к богословским дискуссиям, зарубежным фильмам, и прежде всего благодаря общему хобби. Оба они были заядлыми автомеханиками, в свободное время. Довольно часто они трудились вместе, восстанавливая хорошие автомобили из хлама. Пусть другие беспокоятся о тонкостях и деталях церковной службы.

Правда, отца Маззари кое-что все же беспокоило.

— Меня волнует не свадьба, а… — Он взмахнул гаечным ключом. — Общая ситуация.

Преподобный Джонс хмыкнул. Его голова была наполовину спрятана под капотом автомобиля.

— Вы все еще думаете о Папе?

Он протянул руку. Отец Маззари передал ему ключ. Голос пастора звучал наполовину приглушенно: — Я тут почитал немного, так вот, догмат о папской непогрешимости не был провозглашен до 1869 года, так что вы спокойно можете почти четверть тысячелетия спорить с ним. — Он снова хмыкнул. — О кей, здесь готово.

Его лицо снова появилось из-под капота, ухмыляясь при виде хмурого облика своего друга.

— Все дело в указах, и вы это знаете, — проворчал отец Маззари.

По-прежнему ухмыляясь, преподобный Джонс пожал плечами.

— Да, конечно. Ну и что? На то есть адвокатские конторы.

Отец Маззари все еще хмурился. Преподобный Джонс вздохнул.

— Ларри, что еще вы можете сделать? Если вы одобряете текущую ситуацию, вам скорей нужно позвонить в инквизицию и потребовать исполнения эдикта папы о реституции. — Он прокашлялся. — Но боюсь, что я должен буду предпринять ответные меры, если вы попытаетесь захватить мою церковь. По крайней мере, настаивать, чтобы вы вернули мне мою копию фильма Куросавы 'Расёмон'.

Маззари улыбнулся.

— Ну хорошо, — пробормотал он. — Будем поступать, как лучше. Тем не менее, я был бы рад , если бы на завтрашнем церковном венчании, вы бы отказались от очередного упоминания 'Римского Блудника'.

Джонс поморщился.

— Опять вы об этом! — И затем, посмеиваясь про себя: — Не то, чтобы нынешний Папа не заслуживал такого наименования, судя по всему, что я слышал, но вот невеста сама из католической семьи, и она и так уже прошла через такое…

Он перешел к другому двигателю.

— Вас не затруднит подать мне ключ на четверть дюйма и торцевик на три восьмых?

Когда Маззари зарылся в ящичке с инструментом и деталями, Джонс продолжил.

— Как вы думаете, они действительно это сделали?

— Это между ними и Богом, — пришел ответ, вместе с торцевым гаечным ключом. — Я не буду говорить, что не сплю из-за этого. Я слышал, что тот человек выглядел, как вампир.

— Не удивлюсь, если он им и был, — пробормотал Джонс, окунаясь в работу. — Как на городских складах с чесноком, кстати?

Вот время и пришло.

Стоя у алтаря, с друзьями по бокам, Джеффф изо всех сил пытался не ерзать. Джеймс Николс, собиравшийся занять свое место, остановился и вернулся к нему.

Он говорил очень тихо, так чтобы слышал только Джеффф.

— Ты все еще можешь отказаться.

Джеффф тут же отрицательно мотнул головой.

— Нет, не могу. Вы знаете это так же хорошо, как и я.

Николс посмотрел ему в глаза.

— Просто проверка, вот и все.

Джеффф улыбнулся. Немного грустно, чуть-чуть.

— Да и не хочу. Меня волнует не свадьба, доктор Николс. Просто…

Его рука шевельнулась. Как бы нащупывая что-то.

— Все последующие годы…

Джеффф опустил голову. Николс положил руку на его плечо и наклонился.

— Послушай меня, мой мальчик. Никто не знает, что там впереди будет или не будет. Не имеет значения, на самом деле, до тех пор, пока ты делаешь свою работу. И забудь все глупости, что ты когда-либо слышал о героизме. Героизм — это лишь следствие плохой работы начальства. А твоя задача создать твоим людям, твоей жене, твоим детям — пространство, где они смогут строить свою жизнь. И частью его является крыша над их головами и еда на столе. Как и собственная кровать для стариков, в которой они смогут спокойно умереть. Как и многое другое, что ты можешь сделать для них. Просто старайся. И если ты сделаешь это, только тогда можешь называть себя человеком. Все остальное фигня. — Он сжал плечо Джефффа. — Ты понял?

Плечо под его рукой расслабилось.

— Да, док. Да.

— Вот и прекрасно.

Николс остался с ним. Через мгновение заиграл орган. В задней части церкви, опираясь на руку Вилли Рэя, появилась Гретхен.

Джеффф смотрел, как она идет, разинув рот. Он не замечал ее семенящих, неуверенных шагов на коварных каблуках. Он просто весь отдался на волну этой древней церемонии. И открыл для себя, как и многие миллионы молодых людей перед ним, что нет ничего в мире прекрасней своей приближающейся невесты.

Сомнения, беспокойства, страхи, тревоги — все исчезло. Я живу. О да, я живу.

Вот они и одни. Впервые одни, поняла Гретхен. К двери трейлера семья сопровождала Гретхен и ее мужа. Затем она на остаток дня и ночь разместилась в двух других отделениях комплекса.

Гретхен молча взяла своего мужа за руку и повела в спальню. Та когда-то принадлежала родителям мужа. Теперь это будет их спальня.

Войдя в комнату, она закрыла дверь и начала раздеваться. Но, взглянув на мужа, замерла. Такой застенчивый и нервничающий. Гретхен намеревалась провести это дело как можно быстрее. Теперь же, увидев его лицо, она поняла, что такое может нарушить их отношения. Мысль была невыносимой. Как бы там ни было, а она всем обязана доброте этого человека.

Тогда, улыбаясь, она убрала руки с одежды и протянула их ему навстречу. Мгновением спустя ее муж обнял ее своими собственными.

Первоначальная настороженность, с которой Гретхен приняла эти объятия почти мгновенно превратилась во что-то еще. Ведь это не был Людвиг, чьих медвежьих объятий стоило избегать. Она, не колеблясь, подняла голову, подставляя Джефффу губы. Ее губы были мягкими, приоткрыто ищущими; не каменной защитой, как в прошлом. Она почувствовала его язык и ответила тем же, следуя его примеру. Получилось даже более неуклюже, чем у него, потому что у Гретхен не было никакого опыта в поцелуях .