Светлана Липницкая - Вакансия за тридевять парсеков

Уже привычно спрыгнув в трубу, я плавно спружинила на силовых полях и на этот раз даже не покачнулась. Пожалуй, мне будет не хватать этих экстремальных спусков, если… когда вернусь на Землю.

На двери каюты все так же красовался мой шедевр. Зубная паста высохла и, кажется, частично впиталась в белый пластик, так что отскрести сие произведение искусства будет не так-то просто. Я с грустью подумала, что после моего ухода дверь наверняка отмоют, и на корабле не останется даже напоминания обо мне. А вот мне это место уже точно не забыть.

Я устроилась в гамаке, свесив одну ногу вниз, и уставилась в черную звездную даль. Где еще у меня будет такой вид? Ни одна картинка или фотография не смогла бы передать всей глубины и бесконечности космического пространства. Я провела рукой по прохладному плексигласу, ощущая себя крохотной пылинкой на фоне неизмеримой Вселенной. Где сейчас мой дом? Дождусь ли я возвращения на родную планету или так и умру на огненной Флиберии, вдали от всего, что мне знакомо и дорого?

Истерику устроить, что ли? Вот как пойду сейчас на прозрачный мост, как начну орать, рыдать и требовать билет домой! Интересно, меня просто вырубят или еще и в клетке запрут? В отделе Ванни и Манни, ха! Как особо опасную и неадекватную. А что, у пришельцев же наверняка найдется парочка регламентов и на такой случай!

За спиной прошуршала дверь, но я даже не оглянулась. Рим подошел и молча встал рядом.

– Почему ты можешь зайти в мою каюту без стука, а твоя дверь меня не пускает? – без особого интереса осведомилась я, не отрываясь от созерцания межзвездной темноты.

– Потому что я знаю о волшебной панельке сбоку от двери, – нравоучительно объяснил Рим, – а ты просто долбишь ногами стену. Я бы даже сказал, это суть отличия между Землей и Флиберией: разум против варварских методов.

– Не видела там никаких панелей.

– Справа. Проводишь по косяку, прикладываешь руку к появившемуся квадратику.

– А просто ручку нельзя было сделать?

Рим неопределенно пожал плечами, а я вспомнила, что пришельцы строят коридоры вокруг канализации, чтобы не смотреть на трубы. Наверное, невидимые дверные ручки тоже часть их эстетического восприятия.

– Чего пришел-то?

Мне ответил не Рим, а его желудок, издавший горестный стон. Я закатила глаза.

– Я тут горюю о своей порушенной жизни, а ты только о еде и думаешь!

– Между прочим, лучшее лекарство от хандры – вкусная нездоровая пища, – подмигнул Рим.

Ну не морить же его голодом теперь! Я нехотя вылезла из гамака и подошла к панели управления.

– И за каким из этих невнятных квадратов скрывается продукт, содержащий холестерин?

– За всеми. – Рим фривольно развалился в моем кресле. – Аглая потому и перекрыла экипажу доступ к меню заказа. Там же быстрые перекусы, а не овощные супы без соли.

– Сразу не мог сказать? – Я наугад ткнула в экран и забрала вывалившийся из панели сэндвич в треугольной коробке. – Я всю неделю на оладьевой диете.

– Так говорил же: не трогай первые три строчки, все остальное можешь смело есть. Что мешало заказать другое?

– Незнание языка мне мешало, – буркнула я. – Если из этой панели выпадут кабачки, меня стошнит.

– Зато Аглая будет в восторге. Никто, кроме тебя, их под страхом смерти не закажет.

Я вытащила еще несколько сэндвичей и перебросила их Риму. Изголодавший флибериец мигом вскрыл упаковку и запустил в них зубы, едва не поскуливая от удовольствия. Я уселась прямо на пол, облокотившись спиной на кушетку. С минуту мы молча жевали. Рим был прав: настроение действительно понемногу улучшалось.

– Не кисни, – подбодрил меня Рим. – Флиберийский космопричал – один из самых посещаемых, там ежедневно швартуются сотни кораблей. Наверняка среди них найдется хоть один, в чьи планы входит Солнечная система.

– Там очень жарко? Если сравнивать с Землей.

– На планете? Конечно, жарко, – хмыкнул Рим. – На Земле при такой температуре все моря бы выкипели.

– Чего же у вас не выкипают?

– У нас их нет. Только грунтовые источники, а над ними – природные атмосферные купола. Вода испаряется и оседает на них, как на крышках, а потом опадает обратно.

– Круговорот воды Флиберии, – усмехнулась я. – Что, вообще морей нет?

– Не на поверхности.

– Знаешь, Рим, земные ученые уверены, что жизнь на таких горячих планетах невозможна. А ты тут сидишь и бутерброды лопаешь вопреки всему, что я знала.

– Флиберийцы тоже когда-то не верили, что можно жить в вечном холоде Линат.

– Разве там холодно?

– Еще бы! Там знаешь какие ветры! А когда континент волной накрывает, будто на дне моря оказываешься: темно и холодно. Это не считая городов в океане, где вечно сырость и холодина.

– Ты там хоть был или по чужим словам судишь? – усомнилась я. По рассказам Веника, Линат была прекрасна, как балтийский берег на рассвете, а Рим поносит ее, будто общественный бассейн в клинике по лечению цистита.

– Был и даже купался. На спор. Чуть в ледышку не превратился! До сих пор не пойму, зачем наши предки их захватили. Жить там все равно никто не согласится, а с самих линатиан толку чуть. Им бы песенки петь да в воде плескаться. Разве что морепродукты поставляют, у нас-то нет поверхностных морей.

Теплолюбивый флибериец зябко передернулся и поспешил заесть неприятные воспоминания. Видимо, все зависит от личностного восприятия. Мне Линат однозначно нравилась больше огненной родины Рима.

– Здорово, наверное, побывать на стольких планетах.

– Еще без экзоскелета обойтись бы, и вообще замечательно, – поддакнул Рим.

– Подумаешь, чуток металла, – махнула рукой я. – Если бы мне предложили нацепить эту штуку и взамен отправиться в неизведанные миры, я согласилась бы, не раздумывая.

– Даже если это существенно укоротит твою жизнь?

– Эта штука сокращает жизнь? – Я так удивилась, что перестала жевать.

– Вдвое. – Рим горько усмехнулся. – Экзоскелет понижает температуру поверхностных тканей, но внутренние органы в буквальном смысле раскаляются добела. Это ненормальное состояние, организм находится в постоянном стрессе, испытывает непредусмотренные нагрузки и изнашивается значительно быстрее. И это не считая холода и прочих неудобств.

– Зачем же ты согласился на это?

– Я хотел летать. Лучше прожить меньше, чем жалеть об упущенной мечте.

А что бы выбрала я: прожить короткую, но яркую жизнь или спокойно скрипеть до старости, день за днем выполняя то, что не приносит удовлетворения? Наверное, большинство бы выбрали второе. Выполняли бы рутинную, однообразную работу ради денег или еще по каким-то причинам. Многие отказались бы от своих желаний, потому что они кажутся бесперспективными. А потом что? На пороге смерти оглянуться назад и понять, что напрасно прожил жизнь? Что-то в словах Рима определенно было.