Ёсики Танака - ЛоГГ. Том 2. Амбиции

Из раздумий его вырвал обратившийся к нему голос.

— Адмирал Ян…

Дружелюбная улыбка сияла на красивом лице председателя Трунихта, вернувшегося на своё кресло для особо важных персон. Это была улыбка, давно очаровавшая миллиардный электорат. Иногда звучало мнение, что его сторонники отдают за него свои голоса не из-за его политики или идей, а ради этой улыбки. Ян, разумеется, никогда не принадлежал к их числу с тех самых пор, как достиг возраста, дающего право участвовать в голосовании.

— Адмирал Ян, — сказал Трунихт. — Уверен, вы много чего хотели бы мне высказать, но сегодня счастливый день — наше отечество празднует освобождение от диктатуры милитаристов. И я думаю, что мы не должны показывать нашим общим врагам, что между гражданским правительством и военными существуют разногласия. Иначе они используют это против нас.

Ян ничего не ответил, и Трунихт продолжил:

— Поэтому, только сегодня, давайте оба будем улыбаться и делать всё возможное, чтобы не разочаровать народ, которому мы служим.

Ян, несомненно, с уважением относился к людям, которые умели подобрать удачный аргумент. Но как быть с теми, кто находили удачные аргументы, но при этом сами не верили в них ни минуты? Это противоречие разрывало Яна каждый раз, когда он видел Трунихта.

— Сегодня вместе с нами находятся два воина, которые каждый день сражаются за демократию, за независимость нашего государства и за свободу каждого из нас! И сейчас мы увидим, как они пожмут друг другу руки! Давайте поприветствуем аплодисментами господина Трунихта, лидера граждан нашего государства, и Яна Вэнли, представляющего здесь всех мужчин и женщин, носящих военную форму!

Человеком, прокричавшим эти слова, был Арон Думек, ведущий этой церемонии. Думек начинал как литературовед, потом стал политическим комментатором и наконец превратился в политического деятеля. Он принадлежал к ближнему кругу подчинённых Трунихта и нашёл своё призвание в нападках и клевете на политических противников своего босса, а также на представителей средств массовой информации, критиковавших его.

Трунихт поднялся с кресла, помахал собравшимся и протянул Яну руку. Яну тоже удалось заставить себя встать, хотя он с трудом удерживался от того, чтобы спрыгнуть с трибуны и бежать без оглядки.

Когда их руки встретились, крики зрителей стали ещё громче, а гром аплодисментов поднялся до небес. Яну не хотелось удерживать эту руку ни одной лишней секунды, но когда он наконец освободился от этой бескровной пытки, у него в голове мелькнула совершенно неожиданная мысль.

Неужели он всё это время недооценивал Трунихта?

Эта мысль ворвалась в сознание Яна, как солнечный луч в разрыв облаков. Удивлённый настолько, что на несколько секунд даже перестал дышать, он стал внимательно рассматривать то, что пришло ему в голову. Сам не зная, почему он об этом думает, он переосмысливал произошедшие события.

Во время государственного переворота Трунихт не сделал ничего. Укрытый служителями Церкви Земли, он просто прятался под землёй.

Это Ян Вэнли привёл флот и сражался с заговорщиками. Это Джессика Эдвардс встала за людей и боролась с помощью речей и собраний. Трунихт не внёс ни капли усилий в дело окончательной победы. Но вот он здесь, живой и купающийся в поклонении толпы, а Джессика, зверски убитая, лежит в могиле.

А что насчёт позорно проигранной битвы при Амритсаре? До тех пор Трунихт вставлял провоенные лозунги в каждую свою речь, но, когда пришло время голосования за вторжение в Империю, он резко сменил свою позицию и проголосовал против этого. И что получилось в результате? Приверженцы провоенного курса потеряли доверие людей и лишились опоры под ногами, в то время как популярность Трунихта лишь возросла, и теперь бывший председатель комитета обороны стал председателем Верховного Совета и главой всего Союза Свободных Планет.

А потом произошёл этот государственный переворот…

Ничто не могло навредить Трунихту. когда что-то взрывалось, то жертвами всегда оказывался кто угодно, но только не он. Хотя это именно он вызывал бурю, но когда она приходила, он всегда оказывался где-нибудь в безопасном месте. А потом, когда небо прояснялось, он снова возвращался.

Каждый раз во время кризиса он не предпринимал ничего, но и сам оказывался не затронутым.

Ян поёжился. До сих пор он никогда не боялся быть убитым. До сих пор он никогда не дрожал перед лицом вражеских сил, многократно превосходящих его собственные. Но теперь, при свете дня, под ярким солнцем, Яна охватило чувство глубокого ужаса.

Трунихт снова обратился к нему. На его лице сияла прекрасно контролируемая улыбка, в которой не было ни грамма искренности.

— Адмирал Ян, люди зовут вас. Не могли бы вы дать им то, чего они ждут?

Волны преклонения окружали Яна. Он механически помахал этим людям, продолжавшим воспевать его надуманный образ.

Быть может, в этот раз он переоценил Трунихта. Яну хотелось бы так думать. Тем не менее, это было бы лишь временным побегом от действительности. Ян ушёл, чувствуя неладное. Это зловоние наполняло атмосферу и было настолько густым, что ему трудно было дышать.

Вернувшись домой, Ян прямиком отправился в ванную и несколько раз подряд помыл руки с дезинфицирующим средством. В том, как он пытался смыть грязь, оставшуюся после пожатия руки Трунихта, Ян ничем не отличался от ребёнка.

Пока Ян находился в ванной, Юлиану пришлось иметь дело с незваным гостем в прихожей. Это был редактор из какого-то издания, пришедший к выводу, что Ян пишет мемуары и желающий приобрести права на них.

— Мы планируем напечатать первое издание тиражом в пять миллионов копий, — говорил он.

Если бы Ян стал обычным историком, как всегда хотел, то не мог бы и надеяться, что какая-нибудь из публикуемых им книг получит хотя бы тысячную часть этго числа.

— Адмирал не принимает гостей по личным делам в своей официальной резиденции. Прошу вас, уходите.

Юлиану всё же удалось прогнать редактора призывом соблюдать формальности, хотя пистолет, висящий на поясе юноши, мог бы послужить более веским аргументом. Пусть и с явной неохотой, редактор всё же ушёл.

Юлиан вернулся в гостиную и приготовил чай. Ян наконец вышел из ванной, дуя на руки, кожу которых повредил излишне усердным мытьём.

Ян добавил себе в чай бренди, а Юлиан молоко, и они выпили. Сегодня и тот, и другой были странно спокойны, и некоторое время единственным звуком, наполняющим комнату, был стук секундной стрелки на старинных часах.

Они допили свои первые чашки почти одновременно. Когда Юлиан стал наливать их снова, Ян наконец заговорил:

— Сегодня было опасно, — произнёс он.