Брендон Сандерсон - Ввысь

Он поморщился, и я зажмурилась. Я знала, что ему небезразлично. Видела его тем утром в классе, когда он пытался найти способ спасти Зарю в симуляции. Вновь и вновь.

Мои слова были глупыми. Опрометчивыми.

Вот что выходит, когда ляпнешь не подумав.

— Как ты вообще меня терпишь? — Я открыла глаза и, откинувшись на спинку, стала смотреть на пояс обломков высоко над головой. — Почему не сдал меня, когда я испортила твою машину, напала на тебя, или в куче других случаев?

— Ты спасла жизнь Недду.

Я чуть наклонила голову и посмотрела на Йоргена. Он вел машину, неотрывно глядя прямо перед собой.

— Ты отправилась за моим другом прямо во чрево чудовища и за шкирку вытащила его из опасности. Да и до этого я понимал. Ты недисциплинированная, с чересчур длинным языком и… просто невыносимая. Но, Штопор, когда ты летаешь, ты — часть команды, и ты бережешь моих ребят.

Он поймал мой взгляд.

— Можешь ругаться на меня сколько влезет, угрожать мне, что угодно. Пока ты летаешь, как вчера, защищая их, я хочу, чтобы ты была в моей команде.

— Все равно Рвота погибла, а Киммалин ушла.

— Рвота погибла из-за собственного безрассудства. Бзик ушла, потому что чувствовала свою несостоятельность. Эти проблемы, как и твоя недисциплинированность, моя вина. Это моя работа — держать звено в строю.

— Ну, раз уж тебе поручают невыполнимую работу, почему бы тогда не попросить тебя победить креллов в одиночку? Это примерно так же вероятно, как то, что ты справишься с нами.

Йорген напрягся, уставившись вперед, и я поняла, что он воспринял мои слова как оскорбление. Скад.

Мы наконец добрались до зенитной батареи. Йорген позвонил туда на подлете, чтобы случайно не сработали их дистанционные датчики. Его пропустили без вопросов, стоило лишь упомянуть, что он сын Первого гражданина.

После того как мы миновали зенитки, найти место крушения Рвоты оказалось неожиданно легко. Она пропахала не меньше сотни метров, оставив за собой на земле широкий шрам. Корабль разорвало натрое. Задняя часть фюзеляжа вместе с ускорителем, похоже, отвалилась первой. Пролетев дальше, мы нашли середину — то, что от нее осталось — и большую черную отметину на земле. Силовая матрица взорвалась, ударившись о камни и уничтожив подъемное кольцо. Эту вспышку я и видела.

Но небольшой фрагмент передней части фюзеляжа, включая кабину, оторвался и проскользил дальше. Сердце екнуло, когда я заметила останки кабины, разбившейся о груду валунов.

Йорген приземлился, и я, выбравшись из машины, понеслась впереди него. Запрыгнула на первый валун и подтянулась на другой, ободрав пальцы, — нужно было забраться достаточно высоко, чтобы заглянуть внутрь разбитой кабины. Мне нужно знать. Я подтянулась на следующий валун, с которого можно было заглянуть внутрь фонаря.

И увидела Рвоту.

В глубине души мне не верилось, что она там окажется. В глубине души я надеялась, что Рвота как-то сумела выбраться из-под обломков и возвращается на базу — потрепанная, но живая. Самоуверенная, как всегда.

Мечты. Ее высотно-компенсирующий костюм считывал жизненные показатели, и у всех нас были аварийные передатчики, которые нужно активировать, если требуется эвакуация. Если бы Рвота выжила, в АОН бы об этом знали. Одного взгляда хватило понять, что умерла она, скорее всего, в момент столкновения. Раздавленная, она была зажата в покореженном металле кабины.

Я оторвала от нее взгляд, в груди разлился холод. Боль. Пустота. Я оглянулась на шрам на земле, оставленный истребителем во время крушения. Эта длинная полоса словно говорила о том, что Рвота в конце смогла выровнять корабль горизонтально, она почти планировала.

У нее почти получилось. Даже с оторванным крылом и сломанным подъемным кольцом она почти приземлилась.

Йорген, сопя, взбирался следом. Я протянула ему руку. Порой забывалось, насколько я маленькая по сравнению с человеком вроде него — он чуть не сдернул меня с камня, просто ухватившись за руку.

Йорген забрался на валун и бросил быстрый взгляд на Рвоту. Мгновенно побледнев, отвернулся и опустился на каменный выступ. Стиснув зубы, я заставила себя забраться в кабину, чтобы снять с окровавленного комбинезона значок. Самое меньшее, что мы могли сделать, — вернуть значок ее семье.

Я взглянула на иссеченное лицо Рвоты, на ее единственный уцелевший глаз. Она смотрела вперед, непокорная до самого конца, хоть ничем хорошим это не обернулось. Храбрая… трусливая… она все равно мертва, так какая разница?

Из-за этих мыслей я почувствовала себя ужасной подругой. Закрыла ее глаз, выбралась из кабины и вытерла руки о комбинезон.

Йорген кивнул в сторону машины.

— Все для костра в багажнике.

Я спустилась с помощью светолинии, он последовал за мной. В багажнике лежали дрова и машинное масло, что меня удивило: я ожидала увидеть уголь. Йорген действительно богат, раз смог достать дерево. Мы забрались обратно к истребителю, а потом с помощью светолинии подняли дрова и начали укладывать их в кабину, брусок за бруском.

— Так поступали наши предки, — сказал Йорген за работой. — Сжигали корабль в океанских водах.

Я кивнула. Какого же он невысокого мнения о моем образовании, если считает, что мне это неизвестно. Разумеется, никто из нас никогда не видел океан. На Детрите их нет.

Я облила маслом дрова и тело и отошла назад. Йорген подал зажигалку. Я подожгла прутик и бросила его в кабину.

Яростно взметнувшееся пламя застало меня врасплох, на лбу выступил пот. Мы оба отступили назад, а потом и вовсе забрались на более высокий валун.

По традиции мы отдали честь пламени.

— Возвращайся к звездам. — Йорген произнес слова, которые обычно говорит офицер. — Плыви с миром, воин.

Это была лишь часть надгробной речи, но и этого достаточно. Мы сели на камни, чтобы, согласно традиции, наблюдать за костром, пока он не погаснет. Я потерла значок Рвоты, вернув ему былой блеск.

— Я не непокорный, — сказал Йорген.

— Что? Я думала, ты вырос в глубоких пещерах.

— Я имею в виду, я Непокорный — я из пещер Непокорных. Но непокорным я себя не чувствую. Понятия не имею, как быть таким, как ты. Или Рвота. Для меня все распланировали еще в детстве. Как мне следовать всем этим великим речам — не покоряться ни креллам, ни судьбе, — если во всем, что я делаю, нужно соблюдать по семь правил?

— Зато тебе полагались летные уроки и гарантированное поступление в АОН. По крайней мере, ты можешь летать.

Он пожал плечами.

— Полгода.

— Что, прости?

— Вот сколько времени у меня будет после выпуска, Штопор. Меня засунули в класс Кобба, потому что он считается самым безопасным для курсантов. И когда мы выпустимся, мне дадут полетать всего полгода. Этого опыта в качестве пилота достаточно, чтобы заработать уважение в обществе, а потом семья отзовет меня из АОН.