Брендон Сандерсон - Ввысь

— Я не хочу забывать беды.

М-Бот замолчал. Потом более тонким и каким-то беззащитным голосом поинтересовался:

— Почему люди боятся смерти?

Нахмурившись, я перевела взгляд на приборную доску, где, как я знала, была камера.

— Еще одна попытка пошутить?

— Нет. Я хочу понять.

— Ты выдаешь пространные комментарии о людях, но не понимаешь такой простой вещи, как страх смерти?

— Дать определение? Могу. Но понять?.. Нет.

Я снова коснулась затылком спинки кресла. Как объяснить роботу понятие смертности?

— Ты скучаешь по воспоминаниям, так? По банкам памяти, которые уничтожились при крушении? Значит, ты понимаешь, что такое потеря.

— Да. Но я по определению не могу скучать по собственному существованию. Так с какой стати мне этого бояться?

— Потому что… однажды тебя не станет. Ты перестанешь существовать. Будешь разрушен.

— Я уже не раз отключался. Я был отключен сто семьдесят два года. Какая разница, если бы я никогда не включился снова?

Я беспокойно поигрывала кнопками сферы управления. У меня еще шесть дней отпуска. Чтобы просто сидеть сиднем? Якобы восстанавливаться? А на самом деле бередить пустоту внутри, как ребенок постоянно ковыряет болячку?

— Спенса? — позвал М-Бот, выдернув меня из задумчивости. — А я должен бояться смерти?

— Истинный Непокорный не должен, — ответила я. — Так что, может, тебя специально так запрограммировали. И на самом деле я боюсь не своей смерти. Вообще-то, я ничего не боюсь. Я не трусиха.

— Конечно.

— Но потери друзей… нарушают мою твердость. Я должна быть сильной, чтобы с этим справляться. Я знаю, чего стоит стать пилотом. Я тренировалась, готовилась, слушала истории Бабули и…

Я глубоко вздохнула.

— Я скучаю по моему пилоту, — сказал М-Бот. — Я говорю «скучаю» из-за недостатка знаний. Без нужной информации я не могу оценивать свои дальнейшие действия. Моя способность взаимодействовать с миром и быть эффективным ослабела. — Он помедлил. — Я сломлен и не знаю, как выполнить свое предназначение. Вы так же себя чувствуете?

— Наверное. — Я сжала кулак, чтобы перестать дергаться. — Но я это преодолею, М-Бот.

— Должно быть, хорошо иметь свободу воли.

— У тебя тоже есть свобода воли. Мы об этом говорили.

— Я ее симулирую, чтобы казаться людям более привлекательным, — возразил он. — Но у меня ее нет. Свобода воли — это способность игнорировать свои программы. Люди на это способны, а я на фундаментальном уровне — нет.

— У людей нет программ.

— Нет, есть. У вас их даже больше, чем нужно. Противоречивые программы, ни одна не взаимодействует как надо, все вызывают различные функции одновременно или одну и ту же по противоположным причинам. Тем не менее иногда вы их игнорируете. Это не изъян. Это делает вас вами.

Я попыталась это осмыслить, но так нервничала, что не могла сидеть смирно. Наконец я откинула фонарь, спустилась на землю и сходила за рацией и рюкзаком.

Поглощенный работой Риг напевал под нос незнакомую мелодию и сдирал с ускорителя ошметки фюзеляжа.

Я подошла к нему.

— Помощь нужна?

— Пока нет. Может, понадобишься через день или два, если опять придется менять проводку. — Он оторвал еще кусок и потыкал в дыру отверткой. — Хорошо, что я уже собрал обратно воспламенитель щита. Какое-то время я буду по горло занят вот этим.

— Кстати, как продвигается стажировка? — поинтересовалась я. — Проектная схема для щита?

Риг покачал головой.

— Как я и боялся. Показал чертеж начальнику, но не смог объяснить, в чем отличие нового щита, который я «изобрел», и на этом все закончилось. Щит и гравиконы М-Бота за гранью моего понимания. Нужно, чтобы корабль изучили настоящие инженеры, а не стажер.

Мы обменялись взглядами, и Риг вернулся к работе. Ни один из нас не хотел развивать эту идею. Становилось все очевиднее, что нам нужно выдать М-Бота. Я пряталась от правды за уверениями корабля, что он этого не хочет и в случае чего угрожает уничтожить свои системы. Но если начистоту, мы оба совершали измену, работая над ним в тайне.

Похоже, Ригу необходимо сосредоточиться, и я решила ему не мешать. Потрепав по «голове» Погибель, отчего та издала радостную трель, я выбралась из пещеры и отправилась прогуляться.

— Куда вы идете? — спросил М-Бот, когда я включила рацию.

— Мне нужно чем-то заняться. Не могу просто сидеть и горевать.

— Когда я в таком настроении, то пишу себе новую подпрограмму.

— С людьми так не получится, — сказала я. — Но твои слова заставляют задуматься. Ты говорил, что без нужной информации не знаешь, как оценивать свои дальнейшие действия.

— Первые ИИ были неповоротливыми, — отозвался он. — Приходилось программировать их действия для каждого набора обстоятельств. И каждое отдельное решение должно было содержать список инструкций для каждой возможности. Более продвинутые ИИ способны экстраполировать. Мы полагаемся на базовый набор правил и программ, но делаем выбор, опираясь на схожие ситуации, с которыми уже сталкивались. Тем не менее в обоих случаях существенное значение для выбора имеет информация. Без опыта прошлого мы не можем понять, как действовать в будущем. Вы не просили таких подробностей, но приказали оставить Роджа в покое, поэтому я ищу темы для разговора.

— Ну, спасибо.

— Кроме того, человеческим существам необходимо выговориться другу, когда они горюют. Так что не стесняйтесь. Я проявлю дружеское участие. У вас отличные ботинки.

— Это единственное, что ты замечаешь в людях?

— Я всегда хотел иметь обувь. Это единственный предмет гардероба, который имеет смысл в идеальных условиях окружающей среды. Обувь не укладывается в ваши странные и нелепые табу, не позволяющие никому постороннему видеть ваше…

— Это единственное, что пришло тебе в голову, чтобы утешить в горе?

— Это был первый номер в моем списке.

Чудесно.

— В списке семь миллионов пунктов. Хотите услышать номер два?

— Это молчание?

— Оно в список даже не попало.

— Поставь его под номером два.

— Хорошо. Я… О!

Опустив рацию, я пошла по знакомой дороге. Нужно чем-то заняться, а летать нельзя. Но можно поискать ответ на вопрос.

Где-то в главном штабе АОН хранится голографическая запись Битвы за «Альту». И я ее найду.

К тому времени, как я добралась до «Альты», в голове сложился весьма четкий план. И весь он строился на единственном человеке, который, как я знала, имел доступ к записям битв.

Кабинет Кобба был крошечным, идеально чистым и лишенным всякого намека на личные пристрастия и увлечения. Ни фотографий на стенах, ни книг на полках.

Сегодня он сидел за своим столом и работал — читал какие-то отчеты и делал в них пометки красным карандашом. Когда я постучала в окно, он бросил на меня взгляд и вернулся к бумагам.