Пол Андерсон - Круги ада. Восставшие миры

Думал ли кто-нибудь о том, что его дело может быть — нет, не потеряно — но положено под сукно, затеряно среди обилия документов в результате забывчивости тех, кто их регистрирует? Маккормак вздохнул. Непрекращающийся шепот вентиляции перекрывал более громкий шум, создаваемый стуком его ботинок по металлу. Как долго продлится эта оттяжка с документами?

Он не знал орбиты спутника. Тем не менее он мог оценить угловой диаметр Линатавра довольно точно. Он помнил приблизительные размеры и массу. По этим данным он мог вычислить радиус-вектор и, таким образом, получить период. Не очень легко, применяя законы Кеплера, производить вычисления в голове, но чем же еще здесь можно было заниматься? Результат вычислений более или менее подтвердил его догадку, что его кормят три раза в 24 часа. Он не мог вспомнить точно, сколько раз его кормили, пока не начал отмечать часы узелками на шпагате. Десять? Пятнадцать? Что-то около этого. Теперь надо добавить 37 отметок, которые лежали перед ним. Получится от 40 до 50 космических часов; или от 13 до 16 земных дней; или от 15 до 20 суток Эйниса.

«Эйнис. Башни Уиндхоума, высокие и серые, их верхушки устремились высоко в звенящие небеса; нагромождения скал, утесов, все оттенки красного, бледно-коричневого, охряного, бронзового цветов там, где шельф Айлиан глубоко вдавался в серо-голубое бесконечное пространство, украшенное сверкающими блестками воды, это был залив Антонины; резкий звук Уальдфосса, когда он бросался в него многими водопадами; и смех Кэтрин, пока они плыли вперед, ее взгляд, обращенный к нему, более голубой, чем невероятно высокое небо…»

— Нет! — вскрикнул он. Глаза Рамоны были голубыми. Глаза Кэтрин — зелеными. Неужели он стал уже путать свою живую жену с умершей?

Если у него вообще еще была жена. Уже прошло двадцать дней с того момента, когда стражники ворвались в их спальню, арестовали их и развели отдельными коридорами. Она сумела сбросить их лапы со своих запястий и шла между ружей со скорбной гордостью, хотя по ее лицу потоком лились слезы.

Маккормак скрестил пальцы рук и сжимал их до тех пор, пока костяшки не затрещали. Боль заставила его опомниться.

«Я не должен поддаваться этому, — воззвал он к себе, — если я вымотаю себя из-за того, что ничего не могу поделать для улучшения своего положения, то облегчу Снелунду его задачу. А что еще я смогу сделать?

Сопротивляться. До конца».

Уже не в первый раз он восстановил в памяти облик существа, которое он однажды узнал, Уоденита, огромного, тяжелого, хвостатого, о четырех ногах, похожего внешне на ящера, но хорошего товарища по оружию и более мудрого, чем многие из тех, кого он знал.

— Вы, земляне, трудные, беспокойные создания, — рокотал его глубокий голос. — Когда вы вместе, вы способны показывать образцы храбрости, которая может заставить врага перейти порог безумия. Но в то же время, когда рядом больше никого нет, кто бы потом сказал твоим соплеменникам, как ты умер, дух храбрости вмиг улетучивается, и вы падаете, как спущенный воздушный шарик.

— Наследство от стадного инстинкта, как я полагаю, — сказал Маккормак. — Наша раса начиналась с животных, которые охотились за добычей, сбиваясь в стадо.

— Путем тренировки можно преодолеть инстинкт, — ответил дракон. — Разве можно допустить, чтобы мозг разумного существа не занимался самоусовершенствованием?

Теперь, будучи один в своей одиночной камере, Хаг Маккормак кивнул в знак согласия.

«По крайней мере, у меня есть этот чертов монитор, который следит за мной. Может быть, однажды кто-нибудь — Кэтрин или дети, которых дала мне Рамона, или какой-нибудь юноша, которого я вовсе не знаю, — увидит записи, сделанные им».

Он лег навзничь на свою койку, рядом с которой стояла единственная «мебель» — умывальник и унитаз, и закрыл глаза.

«Надо попытаться сыграть в шахматы в уме, попеременно за обе стороны, до тех пор, пока не наступит обед. Дайте мне достаточно времени, и я отточу технику этой игры. Незадолго до еды у меня будут занятия физкультурой. Этот скучный тупица в тюремном балахоне не будет страдать от холода. Может быть, попозже я смогу поспать».

Он не опустил свою смастеренную наскоро занавеску. Штуковина на потолке зафиксировала мужчину, высокого, значительного, более энергичного, чем можно было бы предположить, учитывая обычное однообразие обстановки. Мало что в его облике выдавало 50 стандартных лет, кроме седеющих черных волос и глубоких морщин на удлиненном, вытянутом лице. Он никогда не менял своего облика и никогда не защищал своего лица от воздействия атмосферы многих планет. Кожа лица оставалась темной и похожей на нормальную загорелую человеческую кожу. Выступающий треугольник носа, прямой рот, впалые щеки были как будто бы противовесом его доллихоцефалического [22] Доллихоцефалический — вытянутый (лат.). облика. Когда он открыл глаза, спрятанные под тяжелыми бровями, они оказались ледяного цвета. Когда он говорил, его голос звучал жестко; и десятилетия службы за пределами Империи, прежде чем он вернулся в родной сектор галактики, совершенно стерли акцент, присущий жителям Эйниса.

Он лежал на своей койке, так яростно сосредоточившись на воображаемом шахматисте, который маячил около него, как облачко тумана, что не обратил никакого внимания на первый взрыв. Только после второго взрыва и реверберации стен его камеры он понял, что это уже повторный звук.

— Что за шум? — он вскочил на ноги.

Третий взрыв тяжело рявкнул и отдался в металле его кельи. «Тяжелые пулеметы», — подумал он почти автоматически, профессионально. Его прошиб пот. Сердце начало неистово колотиться. Что произошло? Он бросил взгляд на видеопорт. Линатавр вкатывался в поле зрения — непримечательный, безмятежный, безразличный. Послышался торопливый стук в дверь. Индикатор вблизи его молекулярного датчика сначала засветился красным, а потом белым светом. Кто-то извне прорубался к нему с помощью бластера. До Маккормака долетели голоса, неотчетливые, но возбужденные и сердитые. С диким ревом по коридору пронеслась пуля тяжелого пулемета, со смачным звуком срикошетила о стену и затихла.

Дверь была не толстой, но достаточно прочной. Сплавы, из которых она была сделана, подались, стали стекать вниз, превратились в маленькое, фантастическое с виду образование, похожее на лаву. Пламя бластера бушевало сквозь образовавшуюся дыру, расширяя ее. Маккормак отпрянул. Озон ударил в ноздри. В мозгу возникла моментальная, почти сумасшедшая мысль: «Нет причин так расточительно тратить заряд».

Оружие перестало работать. Дверь широко открылась. Человек двенадцать ворвались в камеру. Многие из них были одеты в форму Флота голубого цвета. Двое выглядели похожими на роботов в боевом снаряжении и тащили большое энергетическое ружье Хольберта на гравитационных салазках. Один из них был неземлянин, Донаррианский кентавроид, больший по размерам, чем полностью снаряженные люди. Он нес многочисленное вооружение на своем обнаженном торсе, но оставил его в кобурах, предпочитая, видимо, рукопашный бой. Он был ранен. Его обезьяноподобное лицо представляло собой одну большую гримасу.