Марк Шейдон - Проклятие Звёздного Тигра. Том III [СИ]

— У меня выбора не было. Это ж разве смелость? Отчаяние разум мутит, а безумцы-то все смельчаки.

— Не только они, Вил. Я никогда не видел тебя в отчаянии. И напуганным по-настоящему — тоже.

— А ты присмотрись, — усмехнулся Вил. — Может, и разглядишь.

Энтис привстал, опершись на локоть, и с серьёзным видом отвёл с его лица растрепавшиеся волосы.

— Не вижу.

— Это тебе темно. Меня-то видишь?

— Тебя — да. И темнота ни при чём. Нельзя увидеть то, чего нет. Любишь ты на себя наговаривать!

Вил закрыл глаза. Мягкая прядь возле губ… Давиат разгневалась на меня, а я лишь коснулся платья. А что сделаешь ты, мой Шер, если я осмелюсь поцеловать твои волосы, лежащие на моих губах?

А Энт уже глядел не на него, а на девочку. И думал, ясно, только о ней! Говорил с ним, а в это время гадал, как её будить… Вил глотнул. Нет, всё нормально, всё в порядке, у него абсолютно всё в порядке!

— Пойдём, Энт. Прямо сейчас.

Ради Мерцания и Света, просто послушайся и не расспрашивай!

— Ночью?! Чтобы в болоте утонуть?

— Не плачь, не утонешь. — Он встал и потянулся, закинув руки за голову. — Я знаю дорогу.

— Всегда ты её знаешь, — восхищённо и с долей зависти заметил Энтис.

— Я же Вэй. Идём… только искупайся вначале, а то несёт от тебя горелым мхом, как от помойки. От меня, небось, не лучше. Может, она уже и очнулась, а от нашего аромата снова сознание потеряла?

Нести её было ужасно неудобно: длинные волосы так и норовили хорошенько запутаться в ветвях и собрать побольше паутины и репейников. Энтис прилагал неимоверные усилия, чтоб уберечь девушку от таких «украшений», но безуспешно. Единственное, чего он добился своими манёврами, — измучился так, что всё болело и дрожало, и он решительно не понимал, почему и сам не падает, и её не выпускает из рук. Хорошо ещё, можно не тратить сил, пытаясь сберечь её платье! Если б она уснула в красивом наряде, а проснувшись, нашла его изорванным в клочья, вряд ли это обстоятельство расположило бы её к спасителям… нет, конечно, он хочет помочь, а не получить благодарность! Но если бы она вообще не пожелала благодарить, не ощутила к нему никаких тёплых чувств, одну досаду из-за его неловкости… но, к счастью, ничего, достойного сожаления, он не испортил. Когда он взялся тащить сей шедевр портновского искусства по негостеприимным зарослям Лойрена, портить было уже нечего. Вот только её чудесные волосы… но колючки можно осторожненько отцепить, пока сознание к ней не вернулось, а паутину, мушек и прочее снять с волос такого цвета легко, да и распутать и расчесать — дело нехитрое…

Вил не останавливался, пока он не просил, и на вопросы сил не было: он засыпал, едва опускался на землю. И почти сразу, ему казалось, Вил будил его, и он со вздохом вновь поднимал девочку на руки…

И идти, идти — без намёка на тропы, по краю грозно чавкающих под ногами трясин, сквозь заросли крапивы, терновника и прочих хищных растений. Слава богам, Вил свернул узлом и закрепил веточкой её волосы, и они больше не цеплялись за всё подряд, невероятно затрудняя и без того нелёгкую задачу — продираться через непролазную чащу со скоростью вспугнутого оленя, пытаясь не поранить нежную девичью кожу. На свою кожу, не говоря уж об одежде, он давным-давно махнул рукой: штаны и рубаха превратились в клочья, и только чудом некоторые из них с него не падали, а всё тело украшали порезы и ссадины — столько, что даже Вил, когда лечил его силой Чар, казался озадаченным.

От «дома» до загадочной находки шли они неделю — и ничуть не медленнее, чем обычно; обратно же вернулись всего за три дня. А потом Вил сказал: то был путь сквозь Сердце Лойрена, которое считается непроходимым и для людей смертельно опасным…

Он лежал у озера, глядя на сочную зелень листьев на фоне вечернего неба. От одежды почти ничего не осталось, а где взять новую? Даже и белый плащ (единственная вещь, не похожая на рваную тряпку) никого не убедит, что он Рыцарь. И выйдет хуже, чем с тем торговцем: ударить он не позволит, и ему дадут, что попросит, но… из страха: примут за разбойника-бродягу. А в Эверн не сунешься: Рыцаря, который явился на порог в таком виде, непременно захотят отвезти в Замок. А он откажется, и тогда не избежать расспросов. А отвечать нельзя — сплошь чужие секреты, а таиться, когда просишь о помощи, оскорбительно… А Вилу не до него, Вил с утра пропадает в лесу, ищет травы для целебного снадобья. Остаётся лежать и загорать на солнышке. А что ещё он может? Ну, силки кроличьи проверить, рыбку половить, ягод насобирать. Да вот ещё посуду грязную почистить. На всё более серьёзное он не годен…

Он лёг на живот и уткнулся лицом в скрещенные руки. Давиат, я так устал! Дома, по крайней мере, я знал правила игры, я не чувствовал себя то совсем беспомощным, то дураком… а кто я, как не дурак, если пытаюсь войти в сердце Вэй! Я навсегда изменил свою жизнь… ради любви? Да он ко мне привык, только и всего! Просто согласился терпеть. Я навязал ему любовь, которой ему не надо… как год назад навязался сам. Что за счастье я принёс ему — проклятое Пробуждение?! Что я сделал со своей судьбой?

— Энт… — ладонь Вила приятным холодком легла на его обнажённую спину. — Не сейчас. Пожалуйста.

— О чём ты? — Энтис удивлённо повернулся к нему.

— Сейчас не уходи.

У него перехватило дыхание.

— Ты хочешь уйти, — медленно сказал Вил, — если Рыцари ощущают… — он опустил голову. — Но хоть три дня… всё-таки ты мой друг. Это нечестно, я знаю. Мне это вовсе не нравится. Ты можешь обещать?

— Что? — выдавил Энтис, оглушённый потоком бессвязных слов и уже всерьёз перепуганный.

— Что ещё три дня не уйдёшь. Обещаешь?

— Да. — Он поднял лицо друга за подбородок, чтобы увидеть глаза; тот не сопротивлялся. — Конечно.

— Спасибо. — Вил сильно прикусил губу. — Я объясню… попозже. Поможешь с травами разобраться?

С травами разобраться было куда легче, чем со странными речами Вила: в них-то не было загадок!

— У меня на них память, как решето. — Вил вздохнул. — Мама часами заставляла повторять. Стихи, легенды — это мне запросто, а тут… Зачем травкам такие чудные имена? Есть же обычные. Вот, — он ткнул в лиловый цветок с пурпурными тычинками, — огнёвка. А она звала — айт’сельн. И не выговоришь, пока язык в узелок не завяжешь!

— Аэт’сейльн, — поправил Энтис, — «глаз ночи» на хиан-эле, на нём все старые книги написаны. — Он сложил пушистые листики в кружку и прижал камушком. — Как же ты собирал, если названия позабыл?

— На вид-то я хорошо помню. Тот рыжий корешок час держат в соке… алис, кажется. Я покажу…

— В соке листьев алайэс, смешанном с двумя частями горячей воды. Листья вон, в кружке с камнем.

— Так ты рецепт этот знаешь? — протянул Вил, убирая из голоса все оттенки чувств. Энтис кивнул.