Генри Олди - Сын Ветра [litres]

«Доктор! – воззвал Гюнтер. Пальцы уже ощущали гладкую поверхность раковины. Инструмент мерцал в такт нервному возбуждению: проявлялся, исчезал. – Остановите его!»

«Уберите раковину! Немедленно!»

«Это же маньяк! Малолетний садист!»

«Во дворце запрет на колдовские амулеты! Под страхом смерти!»

«Мы успеем! Если сразу вмешаться…»

«Мы-то, может, и успеем. А мой муж?»

Диалог не занял и десятой доли секунды. Заставить раковину исчезнуть оказалось не так-то просто: Гюнтер был весь на взводе. Рука Шехизара замерла в воздухе. За спиной владыки шевельнулись Белые Осы. Телохранительницы взялись за метательные ножи. Какое-то мгновение всё висело на волоске: вот сейчас стальные жала разрежут загустевший воздух, вонзятся в тело Артура Зоммерфельда, а может, и ещё в чьи-то тела. Не успеть, не предпринять, не спасти…

– Да, – кивнул Шехизар. – Иди к хозяину, джинн.

И добавил, облизнувшись:

– Иди, наш сладкий.

Он небрежно махнул телохранительницам. Белые Осы убрали руки с перевязей. Любуясь Артуром, как коллекционер любуется заветным, долгожданным сокровищем, Шехизар извлёк что-то из-за пазухи.

В пальцах блеснуло серебро.

«У него амулет Кейрина!»

«Чепуха! Для Шехизара он – дешёвый брелок!»

Артур встал у стола. На царя царей он по-прежнему не смотрел, словно Шехизар был призраком – мстительным, но бесплотным.

Ты сошел с ума, сказал Гюнтер-невротик Гюнтеру-медику. Да, согласился Гюнтер-медик. Но подумай сам, это же типичный наш случай. Роттенбургский центр ювенальной пробации. Несовершеннолетние преступники, контроль за эмоциями. Вокруг – персональный мирок, сооруженный психопатом для своих извращённых потребностей. Осы, громилы, виночерпий. Наша баронская диссертация. Две таблетки: равнодушие и отсутствие интереса к насилию. Сведение эмоциональности насилия к нулю. Раздражение от присутствия постороннего. Зритель-невидимка. Резонанс между равнодушием и раздражением.

Давай, согласился Гюнтер-невротик. Он знал толк в патологиях.

Свирель сыграла простенькую, знакомую до последней ноты колыбельную. Зритель-невидимка, ментал высшей квалификации Гюнтер Сандерсон направился к столу. Шах встрепенулся, будто его укусил комар, но сразу же вернул всё внимание Артуру. Гюнтера не было в зале, было лишь слабое раздражение от кого-то, чего-то…

Шехизар Непреклонный не знал, от кого и чего.

Белые Осы, вооружённые истуканы вдоль стен, посол Зоммерфельд – для всех кавалер Сандерсон утратил существование, свел его эмоциональное содержание к нулю. Он сохранил его ровно в той мере, чтобы слегка раздражать и тем самым не дать возобладать удивлению от своего исчезновения. Был, не был, вроде как есть, в то же время нет, и был ли раньше? Что же до Регины Ван Фрассен, то Гюнтер надеялся, что она не станет вмешиваться без нужды.

Артур протянул руки к голове Кейрин-хана.

Шах отстранился – вполне благожелательно, позволяя джинну коснуться мёртвой плоти, приобщиться, разделить ощущения царя царей. Кавалер Сандерсон встал сбоку, через стол наблюдая за этими двоими. Ну да, буркнул Гюнтер-невротик. Никаких привилегий. Только благоволение и личная милость шаха. Благоволение, согласился Гюнтер-медик. Милость. Пусть так и будет. Это лучше, чем отрезанные головы. Пальцы гладили свирель, ко́да длилась и длилась, выходила на бесконечную репризу. Наполняла залу, дарила спокойствие и безразличие – кровавому мальчишке Шехизару, Белым Осам, страже, Николасу Зоммерфельду, Артуру Зоммерфельду…

Нет.

Артуру – нет.

На джинна «таблетки» кавалера Сандерсона не действовали.

Артур сжал ладонями щёки Кейрин-хана, поднял голову со стола. Гюнтер отметил рост негативного эмо-фона вокруг Шехизара. Для царя царей это было слишком, но он ещё сдерживался – не в последнюю очередь стараниями Гюнтера.

Джинн упёрся лбом в лоб мертвеца.

Сейчас они были до жути, до морозного озноба похожи: живой и мёртвый. Артур всегда хотел походить на своего кумира, не правда ли?!

– Мы дозволять тебе остаться, джинн. Делить с нами печаль. Делить еду.

Реакции не последовало. Взгляд Артура намертво прикипел к погасшим зрачкам Опоры Трона. Джинн силился оживить Кейрина, вернуть всё вспять, напоить тусклый взор своим огнём. Не удержу, понял Гюнтер. Шехизар закипает, пена вот-вот хлестнёт через край. Мало того, что джинн без спросу взял голову его деда, так он ещё знать не хочет, кто здесь средоточие вселенной!

Снять эмоции ниже критической отметки? Опасно. Пациент рискует впасть в глубокую апатию, исключающую терапевтический ментальный контакт. Отрубись Шехизар, и кавалера Сандерсона увидят все, включая Белых Ос.

Свирель завела колыбельную по-новой.

– Пасть ниц, глупый джинн! Дурак!

Говоря по правде, Шехизар собирался приказать: «Отрубить ему голову!» Но у шаха вдруг пропал всякий интерес к казни – хотя обычно такие зрелища его возбуждали. Опять же, кровь забрызгает стол. Да, рабы всё уберут, принесут новые блюда, но пока они сменят скатерть и посуду, царю царей придётся ждать, как простому смертному. Никакого удовольствия, одни неудобства. Достаточно будет, если джинн изъявит покорность.

– Ниц! Пасть!

Шах медлил. Давал мятежнику время одуматься.

Почему, судорожно размышлял Гюнтер. Почему мой метод не действует на Артура? Закукливание психики? Доминанта, идея-фикс? Настолько навязчивая, что работает как примитивный блок, отсекая внешние раздражители?!

Не взглянешь сам – не узнаешь.

Успею, решил Гюнтер-медик. Невротик отмолчался.

Это был головоломный пассаж. Сохраняя общую тональность, удерживая ритмический рисунок, не давая Шехизару и охране вынырнуть из болота слепоты и вялого равнодушия, Гюнтер протянул дополнительную ниточку к сознанию Артура Зоммерфельда. Задача: проникнуть внутрь, за спонтанно воздвигнутый барьер. Цель: Артур должен внять приказу, лечь ничком и не отсвечивать. Так, держим седативный эмо-фон. Идём на контакт. Ближе, ещё ближе…

В лицо пахну́ло жаром. Нить натянулась, обрела прочность струны, каната, нано-полимерного страховочного троса. Гюнтера Сандерсона потащило к Артуру Зоммерфельду. Так здоровенный детина волочит за шиворот нашкодившего первоклашку; так чёрная дыра всасывает зазевавшийся звездолёт, выбрасывая жертву за горизонт событий. Связь укреплялась, Гюнтера неодолимо влекло к Зоммерфельду-младшему. Проклятье, это звучало комично, как финал скабрезного анекдота, но выглядело самоубийственно!

Впереди полыхал костёр.

Он горел не только на уровне двух – трёх? – разумов, сцепившихся в умопомрачительную связку. Больно ударившись коленом о край стола, кавалер Сандерсон понял, что пытается идти по направлению к джинну – через стол, не замечая преграды. Жар наполнил трапезную, по лицам охраны струился пот. Блестели, лоснились бритые черепа Белых Ос. Ноздри раздувались, ловя смрад жжёных волос и горящей плоти. Голова Кейрин-хана в руках Артура чернела, обугливалась. Над ней курился грязно-серый дым. Под кожей джинна проступили переплетения тугих жил. По ним тёк ясно видимый жидкий огонь. Штаны и безрукавка Артура тоже дымились.