Генри Олди - Блудный сын, или Ойкумена: двадцать лет спустя. Книга 3. Сын Ветра

Ларгитасский антис, подумал Тиран. Полноценный, целиком и полностью ларгитасский по праву рождения — Гюнтер Сандерсон. Живой, мотающийся где-то в космосе, рядом с сыном. С этим козырем можно идти к Ван Цвольфу. Идти? Бежать! Поражение оборачивалось победой. Судя по выражению лица Бхимасены, он думал о том же, только на месте кавалера Сандерсона в мыслях генерала фигурировал гулящий йогин. С этим козырем можно было идти к махарадже.

Идти? Бежать сломя голову!

Великая цель достигнута, пробормотал Бхимасена. Вряд ли он разговаривал с Тираном; вряд ли вообще сознавал, где находится. Достигнута! Получите слепок, анимацию, подтверждения очевидцев! Спрашиваете, почему он не вернулся? Не поделился секретом со своими духовными братьями? Со всей расой Брамайн?! Думайте сами, это не ко мне. Может, он считает вас недостойными? Не готовыми? Испытывает вас?! Мало ли, эти йогины так сложно устроены…

Генерал опомнился, замолчал.

«Да, — улыбнулся ему Тиран. — Они устроены сложно, а мы с вами простые, как молоток. Что нам теперь надо, а? Заполучить наших антисов обратно. Любой ценой, кровь из носу. Нам обоим, не правда ли? Жаль, что мы не связались раньше. Мы могли бы избежать многих жертв и ошибок…»

Да, кивнул Бхимасена. Жаль.

На этой высокой ноте их беседу и прервал другой сеанс гиперсвязи, после которого Тиран сперва кинулся танцевать вальс, а потом застыл соляным столбом.

Скорпион улыбнулся:

— Да, Линда-сан, мы знакомы. Вы меня, скорее всего, не помните…

Ещё одна пощёчина. Сказать менталу, что он чего-то не помнит? Готовая к бою, Линда чуть не сорвалась, как стрела с тетивы, но Скорпион выставил вперёд воображаемые руки — жестом демонстративного миролюбия. На ладонях, прорисованных до последней чёрточки, так, как это делалось на сякконских средневековых гравюрах, лежал подарок — энграмма, воспоминание более чем тридцатилетней давности.

…Линда рванула сеть, высвобождая ее для нового сражения — и на девушек налетел тайфун, пурга, цунами! Вьюга белых рукавов, вспышки стальных молний. Жаркое дыхание самума обжигает лицо, град ударов сыплется отовсюду; вертится, сводит с ума опасный калейдоскоп. Какое-то время они с Региной держались. Сошлись спина к спине, превратились в отчаянный, двухголовый, четырехрукий вихрь. Даже почудилось: отобьются! Одного Кавабату унесло взмахом шеста, другой кубарем покатился прочь, наступив на сеть, гадюкой скользнувшую под ноги…

— Я был зрителем, — пояснил Скорпион. — Я видел, как вы с госпожой Региной отбивались от Кавабаты, будь он проклят. Умоляю простить меня, Линда-сан.

— За что?

— Я видел и не вмешался. Понадобилось вмешательство наставника… Стыд — горький хлеб, после него мучит жажда. Если вы сейчас нападёте на меня, вам будет стыдно до конца ваших дней. Не делайте этого, Линда-сан. И отпустите господина Бреслау. Отпустите его, пожалуйста.

— Чтобы его перехватили вы?

— Я этого не сделаю.

— Я вам не верю!

— Хорошо, допустим, мы сразимся. Допустим, вы даже убьёте меня. И что же? Придёт новый Скорпион. Вы убьёте его, и опять придёт новый. Мы сильны не боевыми навыками, Линда-сан. Мы сильны тем, что никогда не отступаем. И всегда доводим начатое до конца.

— Приходите! Я буду ждать!

— Если я скажу, что не посягаю на вашего подопечного, вы мне поверите?

— Нет!

— Почему же? Не потому ли, что сами посягаете на него?

— Замолчите! Бреслау, он лжёт! Не слушайте его!

— Ага, значит, слух вы ему оставили. Бреслау-сан, я явился по делу Регины Ван Фрассен. Открылись новые обстоятельства, я хотел бы задать вам ряд вопросов. Вам не следует бояться меня…

— Он лжёт!

— Извините, Линда-сан. Я не могу допустить, чтоы ваша служба взяла господина Бреслау под полный контроль. Мне нужны ответы, а в этом случае я к нему больше не прорвусь. Я не переоцениваю свои силы. Я также не намерен мучить родных и близких господина Бреслау. Нужда в этом отпала. Сейчас я готов защищать вашего подопечного от всех, даже от вас. Позвольте нам побеседовать, и я сразу же уйду…

— Уходите немедленно!

— А что, если я скажу, что ваша подруга, возможно, жива? Что господин Бреслау скрывает правду от нас обоих? Не за этой ли правдой вы посетили его память? Павильон Шести Сомнений, Линда-сан!

— Павильон?

— После того поединка на Сякко наставник пригласил вашу подругу в Павильон Шести Сомнений. Сейчас мы с вами находимся в этом павильоне. Шесть, шестьсот, шесть тысяч сомнений! Хлеб стыда горек, не ешьте его.

— Убирайтесь! Или вас унесут в морг!

Воздух между двумя менталами искрил. Напряжение росло. Следя за оборонным периметром мозга Скорпиона, ожидая, что оборона вот-вот вскроется и в брешь, прямо на Линдины позиции, ринется атакующая конница под знамёнами клана психиров Сякко, Линда на миг ослабила контроль над Тираном — не над базовой моторикой, но над речевым аппаратом — и Ян Бреслау не преминул воспользоваться её секундным промахом.

— Она жива! — заорал Тиран что есть мочи. — Говорю вам, она жива!

— Кто? — хрипло выдохнул Скорпион.

— Регина Ван Фрассен! Она под Саркофагом!

— У вас есть доказательства?

Ответить Тиран не успел — комиссар Рюйсдал восстановила контроль.

Стерва комиссарская!

Не надо было быть телепатом, чтобы ясно понять: комиссар Рюйсдал плевать хотела на любые, самые разумные доводы Скорпиона. Врал сякконец или нет, чего хотел на самом деле — всё это не имело значения, потому что Линде хотелось драться. Какая-то травма детства, предположил Тиран. Юности?! Он не знал об энграмме схватки на Сякко, случившейся давным-давно, но жизненный опыт подсказывал, что комиссару Рюйсдал до чертиков хочется проверить свои силы в схватке со знаменитым Скорпионом, и хочется не просто так, с бухты-барахты.

Жизненный опыт — и слова сякконца:

«Я видел, как вы с госпожой Региной отбивались от Кавабаты, будь он проклят. Умоляю простить меня, Линда-сан. Стыд — горький хлеб, после него мучит жажда.»

Жажда мучила комиссара по сей день — жажда боя.

Не в силах шевельнуть даже пальцем, Тиран смотрел, как Линда Рюйсдал разрывается между страстным желанием битвы, служебным долгом и любовью к внезапно воскресшей подруге. В иной ситуации, имей он дело не с телепатами, Бреслау попытался бы воспользоваться этим замешательством. В конце концов, он был вооружён. Да, хлеб стыда горек — чувствуешь себя беспомощней младенца, задыхаешься от злости, не имеющей выхода.

Левая рука Тирана лежала в кармане. Шевельнуть пальцем? Кажется, удача подслушала его мольбу — и снизошла. Два пальца ожили: средний и указательный. Чувствуя себя паралитиком, Тиран нащупал коммуникатор. Горячие сенсоры: тройка и семёрка. Включить запись, хотя бы звук. Включить трансляцию по закрытому каналу. Отправить срочный вызов генералу Ван Цвольфу… Тройка и семёрка, две простых цифры.