Генри Олди - Блудный сын, или Ойкумена: двадцать лет спустя. Книга 3. Сын Ветра

— Давай летать? — повторил Артур.

И сам ответил:

— Давай.

Купол встретил джинна молниями.

У Паука болела голова.

Его всегда мучила мигрень, когда дело фактически закончилось, но формально еще длилось. Это как секс в гостинице, со случайной подружкой из бара. Ты уже кончил, и ещё раз кончил, и хочешь в душ, сигарету, спать, мать его, хочешь, а надо лежать пупом кверху, делать вид, что ты, мать его размать, счастлив как никогда в жизни — и вести разговоры ни о чём с женщиной, которую ты забудешь, шагнув за порог.

Бог информации ненавидел такие непродуктивные минуты. Часы он ненавидел в шестьдесят раз больше, сутки — в одну тысячу четыреста сорок раз. Иногда, для разнообразия, он ненавидел судьбу — за то, что не позволила ему родиться гематром. Нет, это лишнее. Тогда он был бы лишён возможности сквернословить.

Объект закрывался. Всё, что можно было из этого сраного объекта выжать, уже выжали, скрутили винтом и дожали остатки. Энергоснабжение перевели в экономный режим, на этажах с минус первого по минус шестой отключили воду. Персонал разъехался, охрана большей частью — тоже, кроме двух чахлых постов наземки. Ускакали эксперты, почесывая в яйцевидных затылках. Остались, как говаривала Паукова бабушка, земля старушке пухом, три калеки и клопы в матрасах. Завтра с утра обещали прислать грузовой аэромоб за Пауком. По хорошему следовало лечь спать — время за полночь, самое оно прикемарить до шести, а потом, на свежую голову, дособраться.

Гроздь рабочих сфер гасла по мере отключения программ. Гурман-невидимка подъедал виноградину за виноградиной. И вот спрашивается, зачем Паук глянул на периферию?!

Работала забытая камера на минус восьмом.

— Танцуем, значит?

Они танцевали: Бреслау с жирнухой-телепатшей. Паук хихикнул. Он ждал чего угодно, но танцев? Сейчас отправятся в постель, подумал он. В медблок, на манипуляционную кушетку. Не сломали бы! Казённое имущество… Звук отсутствовал, но он прикинул ритм на глазок: три четверти, вальс. Вот же блин блинский! Комедия быстро наскучила Пауку, тем более что изображение камера давала куцее: плечо Бреслау, мясистый бок телепатши. Он потянулся отключить наблюдение и передумал.

Что это у нас? Лучевик?

Бреслау, штабной засранец, решил продемонстрировать партнёрше, какой он отличник боевой и политической подготовки. Видала, мол, ствол? Как поют аримы с Кемчуги, гиганты островного секса: «Волосат и грозен ствол у пальмы, ствол мой волосатей и грознее!» Телепатша, кажется, видала: точнее сказать Паук не мог, Бреслау заслонял толстуху от его взгляда. Не будь камера стационарной дурой, намертво закрепленной на стене в углу, Паук мог бы заставить её облететь вокруг сладкой парочки, дать любовные утехи со всех ракурсов. А так он вынужден был довольствоваться малым. Целуются? Нет, кажется, она смотрит ему в спину. Извращенцы? Милые любовные игры: я сзади, ты тоже сзади?

Бреслау дёрнул щекой, что-то сказал. Рука с лучевиком дрогнула. Двое в коридоре. В пустом коридоре. И голова болит. Чем дольше Паук смотрел на изображение, подаваемое с камеры, тем больше у него начинала болеть голова. Выключи, подсказывал кто-то. Выключи и вали на боковую, придурок.

Что происходит?!

Козёл, подумал Паук в свой адрес. Ты не паук, ты козёл-козлище, вонючий кретин. Зачем ты влез в тёрки между Бреслау и телепатшей? Вчера они грызлись, сегодня любятся, завтра разбегутся. Хочешь спуститься к ним? У тебя чешется? Здрасте, я третий лишний, у меня есть нездоровые фантазии, которыми я готов поделиться…

Поделиться.

Плохо понимая, зачем он это делает, Паук сохранил фрагмент записи в отдельный файл. Запаковал личным архиватором. Так, отправить.

Кому? Таракану.

Таракан был учителем Паука. Все, что знал в этой жизни бог информации, было Тараканово наследство. Даже то, до чего Паук дознался самостоятельно, выросло на горбатой спине Таракана — единственного человека в Ойкумене, который не слышал от Паука ни одного грубого слова. Выйдя в отставку, Таракан полторы недели ловил форель в горных ручьях, потом два дня пил как свинья — и улетел на Сону, спутник Ларгитаса, где устроился консультантом в отдел безопасности при центре проведения массовых мероприятий.

Файл уехал. Паук достал коммуникатор:

— Таракан?

— Ну?

— Не спишь?

— Я на светлой стороне. Чего тебе?

— Я там файлик скинул. Глянь, а?

— Позже. Занят.

— Глянь сейчас. По старой дружбе.

— Срочно?

— Ага.

— Ну, гляжу.

— Что видишь?

— Фрагмент коридора. Баба. Два мужика.

— Сколько?

— Мужиков? Двое.

— А почему я вижу одного?

— Пьяный? — преположил Таракан. — Не, когда пьяный, наоборот, двоится. Ты бы четверых видел. В смысле, мужиков. И двух баб.

— Так, давай сначала. Баба толстая?

— Толстая. Это порнушка?

— Мужик с лучевиком?

— Один с лучевиком.

— А второй?

— Второй без. Кажется, сякконец. Одет этнически.

— Спасибо, Тараканище.

— Пожалуйста. Будет порнушка, присылай.

Связь прервалась.

Паук в задумчивости барабанил пальцами по столу. Поднимать шухер он не спешил. В конце концов, даже если и Скорпион? Напротив сякконца стояла не девочка-припевочка, раз-два, ножки врозь, а матёрый комиссар Т-безопасности. У таких весь мозг в отравленных колючках. Валить телепатов — её святое дело. Ринься Паук на минус восьмой, погони туда наземную охрану — в схватке двух разумов они были бы только помехой. Дери вас кактусом, они бы даже не увидели Скорпиона. А вот стрелять по своим стали бы, непременно стали бы, захоти сякконец этого…

Вижу. Не вижу.

Почему я не вижу гостя, думал Паук. Таракан видит, я нет. На одной и той же записи. Почему?! Эксперты, изучавшие энергосистему бункера после налёта террористов, утверждали, что в системе сидел крот. Брамайн-наладчик высочайшей квалификации. Перенаправлял потоки, трансформировал, имел девку как хотел. При этом система не воспринимала наладчика, как свою часть, не задумывалась о его существовании; система лишь отрабатывала провоцируемые им изменения — так рояль воспринимает настройщика. Ещё один крот? Телепатический? Наши мозги — система, он настраивает её, как хочет, в радиусе своего воздействия. Мы смотрим и не видим, слушаем и не слышим. Таракан вне системы, он иммунен к воздействию, в отличие от меня…

Запомни, велел себе Паук. Пригодится.

Пальцы легли на сенсорную панель.

Паук — генералу Ван Цвольфу :

«В бункере Скорпион. Я его не вижу, но он есть.»

Ван Цвольф — Пауку :

«Вы уверены?!»

Паук — генералу Ван Цвольфу :

«Факт подтверждён. Нештатная ситуация.

Запись прилагаю.»

Ван Цвольф — Пауку :