Галина Чередий - Модификаты [СИ]

Тихие будни были прерваны спустя несколько дней экстренным событием. Мы как раз нежились с Рисве в нашей ванне-листе огромных размеров, вернее, я расслаблялась, а мой энгсин, по обыкновению, возился с моими волосами. Мыл их, нежно массируя кожу головы, расправлял пряди по воде, заставляя слегка колыхаться и распускаться веером, глядя так, будто, невзирая на эту ежедневную процедуру, все же был околдован видом и структурой.

— Так удивительно, Софи, — бормотал он, возясь, как ребенок с игрушкой. — Мои волосы, хоть намокают, хоть нет, остаются неизменными. Твои же прямо волшебны. Меняют цвет бесконечно. Мокрые, чуть влажные, совершенно сухие, в тени, в прямых лучах Кугейра, в отблесках костра, когда рассвет только пробирается в нашу спальню… они все время разные, могу смотреть на них бесконечно. На тебя смотреть.

Я все еще смущалась его таких слов и искреннего восторженного любования тем, что считала всегда обычным, ничем не примечательным в себе. Если на кого из нас двоих и стоило смотреть бесконечно, то это на него. Иногда я ловила себя на том, что в груди становилось жутко тесно и хотелось плакать без всякой причины, всего лишь от того, как он движется рядом, отбрасывает резким жестом поток гладких мерцающих волос, смеется, открыто и беспечно, над какой-нибудь сказанной мной глупостью, плавает, рассекая мощным безумно прекрасным телом поверхность озера, глубоко и спокойно дышит во сне… А еще накрывало невыносимым желанием каждый раз вцепиться в него, убеждаться раз за разом, что он реален, настоящий, мой.

— Рисве! Брат мой! — голос Аговы, напоминающий рев раненного зверя, донесся до нас одновременно с дрожью всего тирода под глухими ударами.

Подпрыгнув от неожиданности, я обернулась к мужу, заметив, как он мгновенно помрачнел.

— Что-то случилось, — сказал он, стремительно выбираясь из ванны.

Я сразу же последовала за ним, натягивая на мокрое тело платье.

— Брат мой! — закричал Агова еще громче, и у меня внутри похолодело от паники в его голосе.

— Я иду, брат мой! — крикнул Ρисве в ответ и, прыгая на одной ноге и натягивая по ходу штаны, направился к выходу. Естественно, я тут же прицепилась следом.

Агова обнаружился стоящим под нашим тиродом, прижавшись спиной к одному из столбов, и монотонно бьющимся об него затылком, что и производило те самые ритмичные звуки, сотрясавшие весь дом. Выглядел он бледным, несмотря на бронзовую кожу, измученным, с запавшими щеками и безумными, широко раскрытыми глазами.

— Что случилось? — встревоженно спросил Рисве, мягко, но настойчиво отстраняя брата от столба.

— Моя Сиох… наш ребенок… ему пора появиться, — сбивчиво и потерянно пробормотал мужчина.

— Ты дождался, брат! — стиснул мой энгсин близнеца в медвежьих объятиях, но тот внезапно оттолкнул его.

— Она кричит, Рисве. Так кричит, что я слепну от боли и мой зверь рвется наружу! Вали прогнала меня, велела держаться подальше! Но я почти не владею собой, я причина такой муки моей Сиох!

— Боль во время родов — это нормально. Скоро все закончится и для вас двоих настанет время чистой радости, — попыталась вмешаться я, но, похоже, Агова был абсолютно не в состоянии меня слышать.

Издалека действительно донесся отзвук женского крика, и, услышав его, брат моего энгсина вцепился в плечо Рисве так, что пальцы побелели, и затрясся всем телом, меняясь в лице.

— Я сейчас опасен, брат! — прорычал он сильно просевшим, огрубевшим голосом, и слова были едва различимы. — Помоги мне!

Мой муж обхватил практически повисшего на нем, содрогающегося и порыкивающего Агову поперек широкой груди и нервно посмотрел на меня.

— Мне нужно вывести его ненадолго прочь с Сокровенной земли, Софи, — быстро сказал он, будто извиняясь. — Но я обещаю, что постараюсь к ночи…

— Иди, иди и ни о чем не думай! — оборвала его я. — Позаботься о брате, ничего со мной не случится!

Проводив их взглядом, я направилась туда, где сейчас на свет собирался появиться… хм… мой племянник или племянница.

Я не была уверена, что мне будут рады в доме роженицы. Все же «официально» Сиох как супруга брата ее энгсина я пока не представлена, нам с Ρисве как-то было не до личных визитов, а в общественных местах с Аговой и его возлюбленной не случилось столкнуться. Понятное дело, что в последние дни перед родами им не до массовых сборищ и гуляний. К тому же я не знала, существуют ли какие-то особые обычаи и правила для появления в жилище, где происходит столь серьезное действо и вот-вот должен появиться новорожденный. Насколько мне известно, на Земле они были, особенно в некоторых этнических группах, придерживающихся старых устоев, пусть даже иногда и в угоду множеству приезжающих поглазеть на это туристов. Однако я все равно пошла на специфические звуки. Скажут уйти — уйду.

На бревенчатом помосте перед входом в тирод Аговы уже сидело в разных позах около десятка женщин разных возрастов. В отличие от нашего с Рисве, дом его брата был прямо-таки произведением искусства. Там, где у нас были простые полотнища из холста, их места занимали настоящие гобелены, покрытые великолепной многоцветной вышивкой с растительными мотивами, как повсюду здесь. Очевидно, украшение дома — это ещё одна особенность, которую привносит в быт мужчины его супруга. Интересно, мой Глыбушка чувствует себя обделенным из-за того, что я не имею никакого понятия о рукоделии? Ох, и жена ему досталась. В местной кухне — пока бесполезна почти, вышивать и ткать не умею, элементарные вещи нужно объяснять на каждом шагу практически… Решительно тряхнув головой, я прогнала эти противные мыслишки прочь. Всему научусь, уж учиться я люблю и умею. А у Рисве хватит терпения этого дождаться или приспособиться жить с какой есть. Отныне я собираюсь полярно поменяться и верить в хорошее до тех пор, пока не получу реального подтверждения обратному.

Никто не остановил меня, когда, откинув полог у входа, я проскользнула внутрь, хотя взгляды у женщин и были напряженными, а лица выражали озабоченность. Раздался новый мучительный громкий стон, на который отозвалось внутри меня что-то, прежде незнакомое, подобием фантомной боли, а потом заговорили тихо, будто успокаивая и увещевая, а возможно, это были молитвы. Пахло какими-то экзотическими благовониями, но сквозь них все же пробивался тревожащий тяжелый запах.

Сиох лежала на кровати, обнаженная, красная, потная и, как мне почудилось, совершенно обессиленная. Вали и еще одна немолодая дама хлопотали вокруг нее, обтирая, ласково упрашивая потерпеть и постараться ещё немного. Когда я вошла, Душа народа бросила на меня лишь один короткий взгляд, кивнув и одобряя присутствие, но я прочла в ее глазах беспокойство и неуверенность. А вот вторая женщина уставилась совсем не дружелюбно.