Юлия Горина - Лешие Астериона

Катя вернулась в комнату с блюдом его любимого пирога и улыбкой на губах. Николай выпивал очередную рюмку.

— Ты извини, если чем-то обидел, — сказал он. — Это не объяснишь… Это можно понять только если сам побываешь там. А на праздник твой я не пойду. Как-то настроение…не для танцев.

Ночью, когда он спал, Катя долго сидела на крыльце. А потом вернулась в спальную, нашла ножницы, обрезала свои русалочьи волосы до самых плеч и легла спать рядом с Николаем, твердо решив, что ничто на свете не помешает ей понимать мужа. Даже война. Если для этого ей придется там побывать — значит, так тому и быть.

В комнате Гвиеры было полно всяких красивых мелочей: статуэтки, брелочки, светильники и бубенчики на жалюзи.

— Чего тебе налить?

— Чего-нибудь покрепче.

Женщина вернулась от бара с двумя бокалами и грациозно опустилась на диванчик рядом с Катей.

— Держи. Рассказывай.

— Что рассказывать? Что у нас все плохо? Ты и так это поняла.

Горький напиток обжег горло и приятно согрел грудь.

— Я думала, ты спишь с ним, — призналась девушка.

— С командором? Нет, это блюдо слишком сложное для меня. Я спала с Себастьяном, пока тот не узнал, сколько мне лет.

— Ты — с Севой?

— А что тебя удивляет? Он добрый, пылкий, горячий, смешной. Он мне нравится. Но видимо, все закончилось.

— Почему?

— Мне восемьдесят шесть лет от рождения.

Катя ахнула.

— Сколько?..

— Да, и его это тоже шокировало. Такая вот грустная история. Ну а ты?

— А я ни с кем. Смешно, правда?

— Не очень. А можно спросить, почему?

— Потому что он холодный, агрессивный и циничный… И мне даже некому поплакаться.

Гвиера поиграла замысловатым кулоном, висевшим на ее прелестной шейке.

— Мне можешь. В любое время. Я уже достаточно стара для чужих слез.

Катя прошлась по комнате, рассматривая детали, и снова вернулась на диван.

— Плакаться? Это едва ли поможет кому-нибудь из нас… — и добавила с горечью в голосе, — Да я бы полмира взорвала, лишь бы завоевать вновь хоть кусочек его тепла.

— Слова истинной девы-воительницы, — заметила Гвиера. — Что ж, пожалуй, я могу тебе кое-что посоветовать, тем более что удача сейчас на твоей стороне.

— Ты шутишь?

— Нет. Знаешь, из-за чего почти истребили павианов-горгулий? Из-за уникальных свойств их мускуса.

Катя оживилась.

— Чего-чего?

— Из жировой смазки их шерсти первые поселенцы Астериона получали мощнейший афродизиак из всех когда-либо существовавших.

— Да ты что, — изумленно проговорила девушка, — А рецепт?

— Я его знаю. Принеси мне клочок шерсти нашего павиана, и я помогу тебе разбудить в командоре страсть. Ну а все дальнейшее уже будет зависеть только от тебя.

— Да, конечно!

Катя вскочила с дивана, но Гвиера цепко ухватила ее за край одежды.

— Эй, ты куда, воительница? — смеясь, запротестовала она. — Пристрелишь бедного павиана в его клетке? И что потом будешь мужу объяснять?

Катя застыла на месте.

— Да… Логично. И как же быть? Снотворным его отключить?

— С ума сошла? Любой препарат такого рода в сочетании со стимуляторами убьет его.

— А зачем ему стимуляторы?

— Шутишь? Командор, спасая тебя, выбрал экстренный режим парализации. Он вообще мог не проснуться. Так что на стимуляторах красавчику сидеть еще очень и очень долго.

— Так как же?

— Как-нибудь. Ты же никогда не сдаешься, верно?

Унюхав ее запах, павиан ринулся в бой с силовой клеткой. Он выл, визжал, свистел и клацал зубами. У Кати по спине озноб прошел.

— Привет, тварь.

Павиан повис на перекладине с угрожающим ворчанием.

— Гвиера со мной в сговоре, так что твое любимое мясо ты теперь будешь получать только от меня. Ты хочешь жрать, тварь?

Катя отрезала кусок сырого мяса и бросила в кормушку. Зверь, выхватив его обеими лапами, сначала долго его обнюхивал, но потом наконец съел.

— Молодец. Вот так, теперь следующий кусок…

Воевать оказалось ничуть не легче, чем ждать.

Катя жестоко ошиблась, полагая, что пережитая война их сблизит. Теперь она вовсе не понимала Николая, а тот устал пытаться делать вид, что старается ей что-то объяснить.

Самый страшный разговор произошел уже после, когда оба никак не могли найти работу, и жить приходилось на инвалидную пенсию Николая в буквальном смысле впроголодь.

Катя уже не могла точно вспомнить, из-за чего все началось. Она кричала, что все делала ради него, такого бездушного и неблагодарного, а Николай кричал в ответ, что не просил ни о какой жертве. Он обвинял жену, что та перестала походить на женщину, а оскорбленная Катя вопила, что и он в последнее время не очень-то мужик, и так продолжалось несколько часов.

Потом не разговаривали несколько дней.

Первая реплика, которую Николай произнес после ссоры, была связана с новой работой на Астерионе.

Так из солдат они стали лешими.

Они собирались на ловлю поречников как на битву. Перешучиваясь, проверяли обмундирование.

— Это которая бестия по списку? — интересовался Сева.

— Что-то рано, Себастьян, ты этим вопросом задался. Мы, можно сказать, только пахать начали.

— Но командор, ведь всегда хочется знать, сколько процентов вспахано, а сколько еще впереди.

— Тогда представь, Сева, что стоишь ты на вершине холма, на восходе солнца, а вокруг тебя — необъятная целина. Ну что, готовы? Тогда по машинам! — приказал Николай, и команда отправилась в путь.

Катя подставляла лицо утреннему солнцу, сонно щурилась. Ненавистный заповедник скоро вырубят, и никто даже пальцем не пошевелит, чтобы спасти его. Вчера она полночи провела в сети и поняла: никто не знает истинного перечня животных и растений, существующих здесь. Начальство исказило факты, а опровергнуть их некому. А значит, скоро у Николая останется только она одна.

Вторую половину ночи Катя просидела возле клетки павиана. Он теперь гораздо спокойней относился к ее присутствию, не кричал, а только посвистывал и ждал угощения. Девушка поняла, что он не любит высокого тембра голоса и резких движений, и стала внимательно следить за собой в его присутствии. Вчера она смогла подойти к клетке совсем близко, а животное не проявило обычной агрессивности, только некоторое беспокойство.

«Кажется, дело движется. Только медленно, надо бы поторопиться», — думалось девушке, но на душе впервые за столько времени было светло.

У Кати появилась надежда.

Поречники — здоровые болотные свинки, темно-коричневого цвета, бородавчатые, отличающиеся верблюжьей привычкой плеваться своей вонючей травяной жвачкой. Причем, весьма метко. Поэтому вся команда водрузила на лица защитные маски, и Бакай повел по следу. Болотная жижа весело чавкала под ногами, тучи гнуса садились на прозрачную маску и мешали смотреть. Плотные перчатки и резиновые шлемы на голову и шею делали лесничих похожими на работников опасного производства.