Дэниел Абрахам - Живая бездна

— Вас это не беспокоит?

— Нет, — сказал я. — Они сканировали меня ещё когда я жил на базу. У меня нет этой аллели. У меня не разовьётся её болезнь.

— Но что-то ещё, что-то, что действует так же…

— Я прошёл через что-то подобное в колледже. Я не хотел бы повторения этого, — сказал я и засмеялся.

Её веки затрепетали, в её голове — я так подумал — заплясала чехарда мыслей, одна быстрей другой. Она выдохнула одинокую усмешку, а потом покачала головой. Я улыбнулся, не особо понимая, чему улыбаюсь. Её ручной терминал звякнул и она бросила на него взгляд. Выражение её лица застыло.

— Я должна взглянуть на это, — сказала она. — Я скоро вернусь.

— Я подожду здесь.

Когда охранники закрыли за ней дверь, я поднялся и зашагал по комнате со сцепленными за спиной руками. У экрана с Леонардо я остановился и уставился на него. Не на рисунок, а на человека, смотрящего из отражения. Был третий день, как я покинул комнату, и я всё ещё отказывался воспринимать своё отражение как самого себя. Я задумался, сколько людей, грубо говоря, прошли через годы без зеркала. Думаю, очень немного, и думаю, лично я знаю из них почти три дюжины.

Даже когда мои волосы постригли, а мою клочковатую бороду сбрили, выглядел я дико. Где-то среди этих лет в комнате у меня вырос второй подбородок. Маленькие кожаные мешки синими тенями набухли под моими глазами, ещё темнее, чем коричневые тени на моих щеках. Теперь мои волосы были седыми, что умом я и так понимал, но теперь, когда я это видел, это шокировало. Нападения Куинтаны не оставили на мне отметок. Даже дыра от ножа, залеченная системой медэксперта станции, не оставила шрама. Время нанесло мне, как и всем прочим, неизмеримо больше урона. Если прищуриться, то я ещё мог разглядеть следы человека, о котором я думал, когда представлял сам себя. Но лишь следы. Я удивлялся, как Альберто смог заставить себя поиметь усталого старика в моём отражении. Но, судя по всему, нищие не выбирают.

То, что я не вернусь в комнату, теперь казалось данностью. Они не отправили меня обратно, дали мне новую одежду, новое жильё. Даже Браун за всё то долгое время, пока его допрашивали, не удостоился бритья. Мой голый, поросший белой щетиной подбородок ясно свидетельствовал о том, что я превзошёл его. В первый день я с гордостью задвигал мою яйцевую теорию одному человеку, потом другому, затем ещё одному, а после снова первому. Тогда они дали мне файл с доступом только для чтения, который охватывал годы, которые я пропустил. Две тысячи страниц, которые я читал с чувством сродни тоске и зависти, что бывают, по моему представлению, когда следишь за карьерой отнятого у тебя ребёнка. От сверхъестественного полёта Эроса к поверхности Венеры к сотворению кольцевых врат, к открытию и активации более чем тысячи других врат, которые открыли тысячи пустых звёздных систем, и это наполняло меня изумлением, радостью и глубоким до мозга костей чувством сожаления о том, что меня там не было и я не видел, как это было.

Я отбросил теорию с яйцом и взялся за мою более естественную теорию врат. Они думали, что дали мне шпаргалку, способ подать себя как что-то лучшее, чем я стал бы для марсианина. Я не был согласен с таким мнением. Если они принимали меня за дурака, это всё равно было меньше, чем я думал о них. Я мог только надеяться, что переговоры между Поясом и Марсом пойдут хорошо. Моя судьба была в их руках, как и все эти годы.

Дверь открылась и вернулась Мичио Па. Марсианин шёл рядом. Та же несчастная кожа, те же орехово-коричневые волосы. Моё сердце забилось так неистово, что у меня перехватило дыхание, и на долгие секунды меня охватил страх, что случится что-то ужасное и напрямую связанное с медициной.

— Доктор Кортазар? — спросил марсианин.

— Да, — ответил я, рванувшись к нему слишком быстро, протягивая перед собой руку как беспочвенное основание для близости, — да, он самый. Это я.

Марсианин холодно улыбнулся, но потряс мою руку. Никакой физический контакт не мог вызвать такого напряжения.

— Я так понял, вы нашли какой-то смысл в наших кольцевых вратах?

Мичио Па сбоку от него кивнула, как бы неосознанно подталкивая меня.

— Не в полной мере, — сказал я, — но общее представление у меня есть.

Когда он ответил, это было похоже на удар под дых.

— Почему сначала вы солгали?

— О чём? — спросил я, пытаясь выиграть время.

Он улыбнулся, хотя в выражении его лица не было юмора.

— Вы должны знать, что каждый звук в этой камере сканируется и записывается.

Нет. Этого я не знал. Хотя по размышлении это казалось очевидным.

Он продолжил.

— Вы преднамеренно скормили доктору Брауну фальшивую историю про ваш анализ, а потом в последнюю минуту дали ему корректную версию. Мне хотелось бы понимать, почему.

— Я переосмыслил мой… — начал я, а потом осёкся, увидев понимание в его глазах.

— Вы играли с ним, — сказал марсианин. — Манипулировали им, чтобы попытаться укрепить вашу позицию. Неверно полагая, что мы будем торговаться за наименее ценного заключённого.

Он говорил это, не подразумевая вопрос, но я обнаружил, что всё равно киваю.

— Тот факт, что он не распознал фальшивку в ваших выводах из данных, — продолжал марсианин, — это та причина, по которой вы здесь. Так что, полагаю, провал вашего плана оказался путём к успеху.

— Благодарю, — ответил я невпопад.

— Примите к сведению, что мы хорошо осведомлены, что вы такое, какую тактику вы предпочитаете, и не потерпим такого поведения в будущем. Последствия, вытекающие из непонимания этого факта, будут крайне тяжёлыми для вашего будущего существования.

— Я понял, — сказал я, и это было правдой. Что-то в моём лице, судя по всему, ему понравилось, и он слегка расслабился.

— Я разрабатываю что-то вроде частной тактической группы для исследования данных, которые приходят с первичных зондов, ушедших на ту сторону кольцевых врат. Ваш опыт с первоначальным открытием ставит вас в исключительное положение. Я хотел бы, чтобы вы присоединились к нам. Это не будет свобода. Её на кону никогда не было. Но всё это будет не здесь, и это будет работа.

— Я не нуждаюсь в свободе, — сказал я.

В его улыбке отозвалось эхо печали, которую я не сумел бы понять. Я подумал, а понял бы Альберто, что она значит? Марсианин хлопнул меня по плечу, и меня подняла волна облегчения.

— Идёмте со мной, доктор, — сказал он. — У меня есть кое-что, чтобы вам показать.

Я вознёс безмолвную благодарность любому воображаемому богу, какой бы меня ни слушал, и позволил марсианину ввести меня в эту широкую новую вселенную, открытую передо мной.

Я позволил себе поразмыслить, как там без меня будет комната. Поймёт ли когда-нибудь Браун, что я его переиграл. Заведёт ли Альберто нового любовника. Сколько лет протянется, пока Фонг и Наварро откажутся от надежды, что я как-нибудь вернусь за ними всеми. Вопросы, на которые я и не думал когда-то найти ответ, поскольку в конце концов на самом деле они меня не волновали.