Ким Робинсон - Марсианская трилогия

Он этого не знал. Он сидел у окна и смотрел на спящую дочь Джеки. В другом конце комнаты Джеки стращала делегатов партии, прибывших с Элизия. Тот теперь стал островом, окруженным водами Северного моря и как никогда настроенным самостоятельно распоряжаться своей судьбой, в том числе вопросами ограничения иммиграции. Они настаивали на том, чтобы сдержать развитие массива, оставив его примерно в том же состоянии, что сейчас.

– Это все хорошо, – отвечала Джеки, – но теперь это очень большой остров, по сути, целый материк, окружённый водой, так что он будет особенно влажным, с береговой линией в тысячи километров, множеством удобных гаваней, где, несомненно, можно построить и рыбацкие города. Мне нравится ваше желание самостоятельно заниматься его развитием, нам всем оно нравится, но китайцы уже проявили интерес именно к некоторым из этих гаваней. И что мне им ответить? Что элизийцам не нравятся китайцы? Что мы поможем им справиться с кризисом, но в вашем регионе размещать не хотим?

– Дело не в том, что они китайцы! – воскликнул один из делегатов.

– Я понимаю. Правда понимаю. Я вам вот что скажу – поезжайте в Южную борозду и объясните, какие у нас тут трудности, а я сделаю все, что смогу, чтобы вам помочь. Результат не гарантирую, но сделаю все, что смогу.

– Спасибо, – поблагодарил её делегат и вышел.

Джеки повернулась к помощнику.

– Идиот. Кто там следующий? Ах, ну надо же: китайский посол. Ладно, пусть заходит.

В комнату вошла высокая китаянка. Она говорила по-мандарински, и её искин переводил на чистый британский английский. После обмена любезностями она спросила об основании китайских поселений, предпочтительно где-то в районе экватора.

Ниргал заворожённо наблюдал за ней. Вот с чего начинались поселения: представители какой-нибудь земной нации просто приходили и строили купольный город, скальное жилище или покрытие над кратером… Но сейчас Джеки вежливо ответила:

– Это возможно. Но все, конечно, определяется решением природоохранного суда. Тем не менее на массиве Элизий есть много свободной земли. Может быть, удастся выделить место там, особенно если Китай пожелает вложиться в инфраструктуру, минимизирует воздействие на окружающую среду и тому подобное.

Они обсудили детали, и через некоторое время посол вышла.

Джеки повернулась к Ниргалу.

– Ниргал, ты бы не мог позвать сюда Рейчел? И постарайся поскорее решить, чем будешь заниматься, хорошо?

Ниргал покинул здание и, пройдя через весь город, вернулся в свою комнату. Там он собрал свою немногочисленную одежду и туалетные принадлежности, после чего добрался на метро до стартовой платформы, где попросил Монику дать попользоваться одиночным планером-аэростатом. После многих часов, проведённых за симуляторами с инструкторами, он уже был готов летать в одиночку. В долине Маринер, на столовой горе Кандор, была ещё одна летная школа, и он договорился с её представителями, чтобы те приняли там его планер и вернули с другим пилотом.

Была середина дня. Ветры уже спускались со склонов Фарсиды, лишь набирая силу с приближением вечера. Ниргал оделся и расположился в водительском сиденье. Небольшой планер-аэростат поднялся на пусковую мачту, привязанный за нос, а потом был отпущен на волю.

Вознесшись над Лабиринтом Ночи, он повернул на восток. И затем летел над скоплением пересекающихся каньонов. Землю рассекло давлением снизу. Вскоре лабиринт остался позади. Икар, который взлетел слишком высоко к солнцу, обжегся, выжил после падения – и теперь летел снова, но на этот раз вниз, вниз, вниз, ещё ниже. Вместе с ветром, подгонявшим его сзади. Оседлав бурю, быстро спускаясь над полем потрескавшегося грязного льда, обозначавшего хаос Комптон, откуда начался великий прорыв канала в 2061-м. Тогда колоссальный поток сошёл по каньону Ио, но Ниргал вывернул к северу, прочь от ледника, а затем снова полетел на восток, к изголовью каньона Титон, который тянулся параллельно Ио к северу от него.

Титон был одним из самых глубоких и узких каньонов в системе Маринер – четыре километра в глубину и десять в ширину. Можно было лететь много ниже уровня стен плато и все равно оставаться в тысячах метров над дном каньона. Титон был выше и беспорядочнее, чем Ио, его не касалась рука человека, здесь редко кто путешествовал, потому что он уходил в тупик на востоке, где его дно становилось неровным, а сам каньон – более узким и неглубоким и вскоре резко заканчивался. Ниргал заметил дорогу, вьющуюся по восточной стене, – дорогу, по которой он не раз проезжал в юности, когда вся планета была его домом.

Вечернее солнце садилось у него за спиной. Тени на земле мало-помалу удлинялись. Ветер задувал все так же сильно и, подвывая и свища, бился о планер. Он снова нёс его над плато, так как Титон теперь превратился в полосу овальных углублений, прерывавших его поверхность. Теперь это была цепочка впадин, каждая из которых имела форму огромной чаши.

А затем поверхность снова вдруг резко провалилась, и он оказался над Кандором – над Сияющим каньоном, восточная стена которого в самом деле сейчас сияла в закатном свете янтарными и бронзовыми оттенками. На севере открывался глубокий вход в каньон Офир, на юге – выдающийся проход с контрфорсами, уводящий в каньон Мелас, гигант системы Маринер. Это был марсианский Конкордиаплац, но гораздо более крупный и дикий, чем на Земле, нетронутый, сохранивший первозданный вид, невообразимо гигантский. Ниргалу казалось, словно полет вернул его назад на два столетия или на два эона, в древние, дочеловеческие времена. Красный Марс!

А посреди широкого каньона горы Кандор возвышался высокий холм-останец, формой напоминающий алмаз, Сияющая гора – скальный остров, примерно на два километра превосходящий дно каньона. И в неясном закатном сумраке Ниргал различил гнездо огней – шатровый городок в самой южной точке алмаза. Голоса, появившиеся на общей радиочастоте, поприветствовали его и объяснили, как сесть на площадку. И в свете солнца, опускавшегося на западные скалы, он медленно посадил планер прямо на фигуру Кокопелли[30], изображенную вместо целевой отметки на посадочной площадке.

Сияющая гора венчалась крупной площадкой, по форме напоминающей ромб воздушного змея. Тридцати километров в ширину и десяти в длину, плошадка высилась посреди каньона, как многократно увеличенная скала в Долине монументов. Шатровый город занимал лишь небольшое возвышение на южной стороне ромба. Сам же холм был ровно тем, чем казался, – отдельным фрагментом плато, образованным каньонами системы Маринер. Это была грандиозная точка обзора с видом и на стены собственного каньона, и на глубокие, крутые впадины, уходящие к каньону Офир на севере и к каньону Мелас на юге.