Ким Робинсон - Марсианская трилогия

Когда он вернулся на гору, пилоты собрались ночью в пабах и ресторанах, стоявших на высокой южной дуге под самой шатровой стеной, где они помещались на террасах и откуда открывался просторный вид на окружавшие их леса. Ниргал сидел среди этих людей, ел, пил, слушал, немного общался, размышлял о своём и чувствовал уют; окружающих не интересовало, что с ним случилось на Земле, почему сейчас он здесь. И это было хорошо. Он часто забывал о том, что его окружало, уходил в забытье и возвращался обратно, думая, что вновь оказался на жарких улицах Порт-оф-Спейн или в жилом комплексе, где люди скрывались от буйного муссона. Он часто обнаруживал себя там – ведь все, что ни происходило с тех пор, в сравнении с теми событиями казалось таким неярким!

Но однажды ночью он вырвался из грез, когда услышал, как кто-то произнёс имя Хироко.

– Что? – спросил он.

– Хироко. Мы видели её, когда пролетали Элизий, на северном склоне.

Говорила молодая девушка, по невинному лицу которой было видно, что она не знает, с кем говорит.

– Ты сама её видела? – резко спросил он.

– Да. Она вовсе не пряталась. Она сказала, что ей нравится мой планер.

– Ну, не знаю, – вмешался старик. Ветеран Марса, иссей, прибывший в ранние годы, с лицом, потрепанным ветром и космическими лучами до такой степени, что оно напоминало дубленую кожу. Грубым голосом он продолжил: – Я слышал, она ушла в хаос, где была первая тайная колония, и строит новые гавани в южной бухте.

Затем вступили другие голоса: Хироко видели здесь, видели там, она умерла, улетела на Землю, на Земле встречалась с Ниргалом…

– Да Ниргал сам здесь! – сказал кто-то в ответ на последний комментарий, показывая на него и усмехаясь: – Уж это он сможет подтвердить или опровергнуть.

Ниргал, застигнутый врасплох, кивнул.

– На Земле я её не видел, – сказал он. – Это просто слухи.

– Здесь, значит, тоже не видел.

Ниргал пожал плечами.

Девушка, узнав Ниргала, покрылась румянцем, но настояла на том, что лично встречалась с Хироко. Ниргал внимательно на неё посмотрел. Она отличалась от других: никто ещё не заявлял ему этого прямо (не считая того случая в Швейцарии). Было видно, что она обеспокоена и пытается защититься, но она твердо стояла на своём.

– Говорю же, я с ней разговаривала!

Зачем бы ей лгать об этом? Или кто мог её таким образом обмануть? Тот, кто выдает себя за другого? Но с какой целью?

Вопреки его воле пульс Ниргала подскочил, он ощутил, как по телу разливается тепло. Ведь действительно существовала вероятность, что Хироко могла заниматься чем-то подобным: скрываться и в то же время показаться на виду, спокойно себе жить, не беспокоясь о встрече с родными, которых бросила. У неё не было очевидных мотивов так поступать, это выглядело странно, не по-человечески – и совершенно соответствовало её возможностям. Его мать была немного сумасшедшей – он понял это много лет назад. Притягательной, легко ведущей за собой людей, но в то же время безумной. Способной практически на все.

Если была жива.

Он не хотел снова будить в себе эту надежду. Не хотел бросаться в погоню, лишь услышав её имя. Но смотрел в лицо девушки так, словно читал на нем истину, словно видел отражение Хироко, до сих пор сохранившееся в её зрачках! Другие задавали ей вопросы, которые он задал бы и сам, так что он просто сидел и слушал, а она, не чувствуя себя слишком неловко, рассказала всю историю. Вместе с друзьями она кружила по часовой стрелке над Элизием, и, когда они остановились на ночь на новом полуострове, образованном горами Флегра, они спустились к ледяному берегу Северного моря, где заметили новое поселение, и там среди строителей и оказалась Хироко и её старые товарищи – Джин, Риа, Ивао и остальные из первой сотни, кто ушёл вместе с ней в тайную колонию. Группа пилотов была этим поражена, но колонистов их изумление слегка смутило. «Сейчас уже никто не прячется, – сказала ей Хироко после того, как сделала комплимент её планеру. – Бо́льшую часть времени мы провели вблизи Бревиа, но теперь уже несколько месяцев живём здесь».

Вот и все. Девушка казалась совершенно искренней, не давая повода допустить мысль, что она лжет или что ей это привиделось.

Ниргал не хотел об этом думать. Но ему все равно нужно было задуматься о том, чтобы покинуть Сияющую гору и посмотреть на другие места. И он мог это сделать. И собирался, по крайней мере, взглянуть на это. Шигата га най!

На следующий день содержание беседы казалось ему гораздо менее убедительным. Ниргал не знал, что и думать. Он позвонил Саксу по видеосвязи и рассказал ему об услышанном.

– Это возможно, Сакс? Возможно?

На лице Сакса отразилось странное выражение.

– Возможно, – заключил он. – Да, конечно. Я же говорил тебе, когда ты был болен и лежал без сознания, что она… – он подбирал слова, в своей манере, и с сосредоточенным видом прищурился, – что я сам её видел. Когда я попал в бурю. Она провела меня к моему марсоходу.

Ниргал уставился на его мерцающее изображение.

– Я этого не помню.

– Ну, я и не удивлён.

– Так ты… ты думаешь, она сбежала из Сабиси?

– Да.

– Но как она, вероятнее всего, могла это сделать?

– Я не знаю, как вероятнее всего. Об этом трудно судить.

– Но могли ли они сбежать?

– Мохол Сабиси – это целый лабиринт.

– Значит, думаешь, они сбежали?

Сакс поколебался.

– Я видел её. Она… она схватила меня за руку. Я хорошо помню, – вдруг его лицо перекосилось. – Да, она там! Она где-то там! Я в этом не сомневаюсь! Не сомневаюсь! Она явно ждёт, что мы к ней придём.

И Ниргал понял, что должен туда съездить.

Он покинул Кандор, ни с кем не попрощавшись. Его знакомые должны были понять, да они и сами часто улетали на время. Они все когда-нибудь возвращались, чтобы парить над каньонами, а потом вместе проводить вечера на Сияющей горе. Теперь улетел и он. Спустился по необъятному Меласу, свернул на восток в Копрат. Часами парил над этой местностью, над ледником 61-го, одолевал залив за заливом и уступ за уступом, пока не прошёл через Врата Довера и не оказался над расширяющимися просторами каньонов Капри и Ио. А затем – над заполненными льдом хаосами, где потрескавшийся лёд был более гладким, чем земля, что осталась под ним. Далее он пересёк беспорядочную Жемчужную землю и полетел на север, вдоль железной дороги, ведущей в Берроуз, а перед станцией Ливия отклонился на северо-восток – в сторону Элизия.

Его массив теперь превратился в отдельный материк в северном море. От большой земли на юге его отделял узкий пролив, имевший вид ровной полосы чёрной воды с белыми плоскими льдинами и прерываемый островками, прежде бывшими пиками Эоловой горы. Гидрологи Северного моря хотели сделать этот пролив жидким, чтобы течение проходило через него из залива Исиды в залив Амазония. Для этого они построили ядерный комплекс в западном конце пролива и вкачивали бо́льшую часть вырабатываемой энергии в воду, создавая искусственную полынью, где её поверхность круглый год оставалась в жидком состоянии, а на обоих берегах сохранялся умеренный мезоклимат. Паровой шлейф от реактора был виден Ниргалу с Большого Уступа, пока он долго опускался вдоль склона поверх густеющих лесов, где прорастали пихты и гинкго. Поперек западного входа в пролив был натянут провод, закрепленный так, чтобы ставить препятствия льдинам, проплывающим по течению. Ниргал летел прямо над скоплением айсбергов к западу от провода, и ледяные осколки казались ему плавучим стеклом. Затем проследовал над чёрной, свободной от льда водой – это был самый большой жидкий участок, какой ему приходилось видеть на Марсе. Он пролетел над водой целых двадцать километров, во весь голос восторгаясь представшим ему видом. Затем впереди возник огромный невесомый мост, дугой перекинувшийся через пролив. Черно-фиолетовая полоса воды под ним была усеяна парусниками, паромами и баржами, каждая из которых оставляла за собой длинные следы в форме буквы «V». Подлетев к ним, Ниргал дважды обогнул мост, чтобы насладиться зрелищем, не похожим ни на что из виданного им на Марсе прежде – всем этим морем, представлявшим целый мир будущего.