Ким Робинсон - Марсианская трилогия

К ним подошёл Мишель, и она, широко ему улыбнувшись, обняла его вспотевшей рукой. Он любил потные объятия и выглядел довольным, но любопытным:

– Я думал, ты не любишь такую музыку.

– Иногда люблю.

К юго-западу от Гейла канал возвышался все сильнее с каждым шлюзом, поднимаясь на Гесперийские высоты. А пересекая горы на востоке Тирренского массива, оставался на этом четырехкилометровом возвышении, которое теперь чаще называли пятью километрами над уровнем моря, так что в шлюзах там уже не было нужды. Они по несколько дней кряду шли в моторном режиме или под парусами, останавливаясь в одних прибрежных городках и проходя мимо других. Окс, Яксарт, Скамандр, Симоис, Ксанф, Стеропа, Полифем – они заходили в каждый из них, упорно следуя за кампанией «Свободного Марса» и заодно за большинством направлявшихся в Элладу барж и яхт. Однообразный пейзаж простирался в обе стороны до самого горизонта, хотя кое-где в регионе линзы прожгли не привычный базальтовый реголит, а что-то другое, отчего при испарении и выпадении этих новых пород береговые валы сложились несколько иначе, образовав собой блестящие полоски обсидиана или сидеромелана, мрамора или порфира, ярко-желтой серы, комковатых конгломератов и даже один протяженный участок стеклянных берегов, прозрачных по обе стороны канала. Этот промежуток, который так и назывался – Стеклянные Берега, разумеется, был широко развит. Прибрежные города соединялись мозаичными дорожками, бегущими в тени пальмовых деревьев, которые росли в гигантских керамических горшках. Вдоль этих троп располагались виллы, чей вид довершали травяные лужайки и изгороди. Города в Стеклянных Берегах были выбелены и сверкали пастельными ставнями, окнами и дверьми, голубыми черепичными крышами и большими неоновыми вывесками над синими навесами прибрежных ресторанов. Это был своего рода Марс мечты, канал, обыденный для древнего фантастического пейзажа, но от этого не менее прекрасный: на самом деле эта очевидность даже была одним из его достоинств. Дни, в которые они шли через этот район, оказались тёплыми и безветренными, а поверхность канала – такой же гладкой и прозрачной, как его берега. Это был стеклянный мир. Майя сидела на верхней палубе на носу корабля под зелёным навесом и разглядывала грузовые баржи и туристические колесные судна, двигающиеся в противоположную сторону с пассажирами, высыпавшими на палубу, чтобы насладиться видом стеклянных берегов и цветных городов, которые их украшали. Самое сердце марсианского туризма, излюбленное направление гостей из других миров – стоило признать: здесь было красиво. Вглядываясь в проносящуюся мимо картину, Майя пришла к мысли, что, какая бы партия ни победила на следующих крупных выборах и чем бы ни завершилась битва за иммиграцию, этот мир должен сохраниться и сверкать на солнце так же, как сейчас. Тем не менее она продолжала надеяться на успех своего замысла.

Пока они медленно двигались на юг, в воздухе стала ощущаться южноосенняя прохлада. На вновь появившихся базальтовых берегах стали виднеться деревья с яркими красными и жёлтыми листьями, а однажды утром на гладкой воде у берегов образовался тонкий слой льда. Поднявшись на вершину западного берега, они увидели, что на горизонте, словно две сплюснутые Фудзиямы, вырисовывались патеры Тирренская и Адриатическая, причём чёрные скалы последней окаймлялись белыми ледниками. Когда-то давно Майя впервые видела эти скалы с другой стороны, когда выбралась из каньона Дао, путешествуя по затопленному бассейну Эллада. С той девушкой… как там её звали? Она ещё была родственницей какого-то её знакомого.

Канал проходил между драконьими хребтами Гесперия. В здешних городах был менее экваториальный климат, более терпкий воздух и высокое расположение. Приволжские города, новоанглийские рыбацкие деревни – только с названиями вроде следующих: Астап, Эрия, Ухрония, Апис, Эвност, Агатодемон, Кайко… Лента воды вела их вперёд, все дальше и дальше, строго на юго-запад. Вскоре оказалось уже трудно принять мысль, что это был единственный такой канал на Марсе, что вся планета не была оплетена их паутиной, как следовало из старинных карт. Да, существовал ещё один крупный канал, в районе Перешейка Буна, но он был коротким и очень широким и с каждым годом расширялся все сильнее, разрываемый экскаваторами и восточными течениями, – по сути, он уже и не был каналом, а скорее искусственным проливом. Нет, мечта о каналах воплотилась только в этом месте и больше нигде. И, безмятежно плывя по этой воде, по бокам можно было наблюдать лишь высокие берега, закрывавшие собой все, что находилось за ними, и это создавало ощущение нереальности, заставляло думать, будто во всех их политических и личных дрязгах присутствовало барсумское величие.

Во всяком случае так казалось во время прогулки прохладным вечером под пастельными неоновыми вывесками прибрежных городков. В одном из них, он назывался Антей, Майя прогуливалась, разглядывая лодки, крупные и небольшие, где красивые и высокие молодые люди выпивали, лениво болтали и иногда жарили мясо на жаровнях, прикрепленных к бортам и свисающих над водой. В широком доке, выходящем далеко в канал, располагалось кафе на открытом воздухе, откуда доносилось грустное звучание цыганской скрипки; она инстинктивно повернулась в ту сторону и лишь в последнее мгновение заметила Джеки и Атоса, которые сидели вдвоём за столиком со стороны канала, склонившись друг к другу так близко, что почти касались лбами. Майя определённо не хотела нарушать столь многообещающей сцены, но сама внезапность её остановки привлекла внимание Джеки, и та подняла взгляд и встрепенулась. Майя повернулась, чтобы уйти, но заметила, что Джеки встаёт и идёт к ней.

«Ещё одна сцена, только едва ли такая же счастливая», – подумала Майя, однако Джеки улыбалась, и Атос тоже поднялся и шёл рядом с ней, невинно глядя во все глаза: он либо понятия не имел об истории их отношений, либо хорошо управлял своей мимикой. Майя считала более вероятным второе – судя только по взгляду, который казался слишком невинным, чтобы быть настоящим. Он был актером.

– Красивый канал, да? – начала Джеки.

– Ловушка для туристов, – отозвалась Майя. – Правда, симпатичная. Неудивительно, что собирает столько людей.

– Да ладно тебе, – усмехнулась Джеки и взяла Атоса за руку. – Где же твоё чувство прекрасного?

– Какого ещё прекрасного? – сказала Майя, довольная этим проявлением расположенности на публике. Старая Джеки такого бы не показала. На самом деле Майя даже была потрясена, увидев, что та уже не молода, – хотя с её стороны и глупо было думать иначе, однако её ощущение времени давало такие сбои, что её постоянно повергало в шок даже собственное лицо: она каждое утро просыпалась не в том столетии. Поэтому вид Джеки, казавшейся пожилой рядом с Атосом, был всего лишь дополнением ко всему этому – чем-то нереальным для дерзкой девчонки из Зиготы, юной богини из Дорсы Бревиа!