Ким Робинсон - Марсианская трилогия

Майя состроила гримасу. Безумные или нет, Красные были их союзниками, а ПА ООН – общим врагом.

– Нет. Мы должны предупредить их, что среди них лазутчик. А потом заставить их охладить пыл. И следовать общему плану.

– Охладить пыл мы могли бы и сами.

– Нет. Я поговорю с Энн.

– Хорошо. – Это, по мнению Койота, пустая трата времени, но Майя, судя по её настрою, была полна решимости.

В комнату вошёл Мишель, и они сделали перерыв на чашку чая. Койот, отхлебнув, покачал головой.

– Напряжение растёт. Нас могут вынудить сделать шаг, прежде чем мы будем готовы.

– Я бы хотела дождаться Сакса, – сказала Майя, как и всегда.

Допив чай, Койот поднялся, готовый уйти.

– Я хочу кое-что сделать, если приедет Хастингс, – сообщил он.

Майя покачала головой. Для подполья ещё рано было раскрываться.

Но вся суть работы Майи в последнее время состояла как раз в том, чтобы держать их вне поля зрения – пока не наступит нужный момент. Поскольку она сама пряталась, ей хотелось, чтобы тем же занималось и все движение. В этом Майя была непреклонна, а обычно она добивалась своего. Она настаивала, что поворотный момент придёт и она сама его увидит.

Но Койот, глядя на её с Мишелем укрытие, чувствовал раздражение.

– Просто маленький знак, – сказал он. – Ничего серьёзного.

– Нет, – отрезала Майя.

– Посмотрим, – сказал он.

Он незаметно вышел из здания и вернулся на набережную. Выпил ещё пару бокалов, обдумал дела. Такая убежденность Майи выводила его из себя. Что ж, она была опасным революционером. И о мерах предосторожности забывать нельзя. Но все равно положение становилось опасным и – что ещё хуже – томительным. Нужно было что-то предпринять.

А ещё узнать, на чьей всё-таки стороне была та девушка.

Следующей ночью, когда ресторанчики почти опустели, а официанты подняли стулья на столы и глухо перебранивались друг с другом, Койот бродил вдоль Нидердорфа, чтобы убедиться, что за ним не следят. Связные ждали его возле последней колонны Барейса. Они подошли с разных сторон к магазинам на пересечении бульвара Большого Уступа и Кипарисной улицы. И там встретились между двумя кипарисами – Койот и две девушки в чёрном, одна из которых была той самой из штаба.

– Какие дриады [20] в ночи, – заметил он.

Девушки беспокойно рассмеялись.

– Баннер принесли?

Они так же беспокойно кивнули, и одна показала сверток, который едва умещался у неё в руке.

Он повёл их в темноте куда-то вверх, пока верхушки кипарисов, покачивающиеся в ночном воздухе, не оказались под ними. Сначала троица ощущала приятную прохладу, но, поднявшись, они почувствовали, что стало чуть теплее.

Возвышенность Эллис имела довольно крутой уклон, но Койот давно запомнил тропу, протоптанную по углублению в северном склоне Столовой горы. Девять гор Берроуза превратились в огромные здания и в умах людей только ими и являлись, будто скопление величественных соборов. Взбираться по ним было все равно что по стене здания, и теперь такое проделывали редко. Но на каждой из гор до сих пор оставались старые тропы, которые всегда можно было найти, если знать, что искать. И у Койота на каждой стороне каждой из гор были свои маршруты.

Вершина возвышенности Эллис была практически вся застроена, и жилье здесь считалось очень дорогим. Но под самой горой имелся уступ, такой узкий, что на нем могла поместиться только пешая тропа, и он повёл девушек по ней, взяв их за тёплые ручки. Чувствуя их влажные ладони, он будто бы ощущал и их сердцебиение. Наконец они подошли к месту, где на поверхность выходил пласт старинного базальта, которым их уступ и заканчивался. Глянув вниз с обрыва, можно было увидеть, что прямо под ними лежал бульвар Большого Уступа. Железнодорожная станция, торчавшая на фоне шатровой стены, ещё была, конечно, освещена, но ночных поездов за последний час не прибывало, поэтому стояла тишина – настолько гулкая, что слышались голоса, доносящиеся с чьей-то террасы наверху. Койот дал знак своим спутницам, и одна из них достала из кармана сверток. Вторая нажала на кнопку у себя на запястье.

– Ни с места! – приказал резкий голос, и позади них на уступе возникло несколько фигур. Койот схватился за перила террасы и в духе Джона Картера [21] перемахнул через них. Едва замеченный, он выбрался на живописную Эгейскую аллею, весьма подходящую для побега от полиции. На другой стороне горы пролегала тропа, о которой знали лишь немногие, и в темноте Койот успел уйти на приличное расстояние, прежде чем полицейские достигли перил и посветили фонарями ему вслед. Пока они всматривались в заросли, он пригнулся и замер, притворившись камнем. Когда же они двинулись дальше, он продолжил свой спуск.

Но в конце тропы оказалось ещё больше полиции – власти пытались оцепить всю гору. Койот взобрался обратно к укрытию, откуда смог перейти в один из внутренних этажей в средней части горы. Там он сел в лифт и спустился в метро. Затем сел в поезд и, отдышавшись, спокойно доехал до станции горы Хант, где и сошёл.

Далее он поднялся на бульвар Большого Уступа – как раз напротив той суматохи, что окружила гору Эллис. Путь по ночному городу был ему открыт. Но сам он пылал от бешенства. Вместе с первым баннером он приготовил два запасных, поэтому сейчас вернулся в свою комнатенку в секции для рабочих в горе Блэк-Сирт и взял там один из них. Затем спустился на бульвар Тота. Он планировал повесить первый баннер между горами Эллис и Хант так, чтобы, когда люди выходили со станции, видели баннер над бульваром Большого Уступа. Но сейчас это казалось неосуществимым. И все же, когда они спускались по Большому Уступу, то выходили к Канал-парку и им открывался вид на большую площадь, где к парку примыкал бульвар Тота. Поэтому он мог бы попробовать повесить его между Столовой горой и горой Бранч, но не разворачивать его, пока там не появятся люди, которые смогут его увидеть.

Действовать приходилось быстро, поскольку ночь скоро заканчивалась, а сделать все это можно было только тайком. То есть именно так, как он любил. И поднявшись на Столовую гору, он добрался до одной из скал на восточной её стороне. Там нужно было вставить рым-болт (заранее он подготовил только горы Эллис и Хант) – для этого применялся лазер, но следовало как-то приглушить его шум. Впрочем, в большом городе постоянно стоит значительный шумовой фон, так что все прошло незаметно. Он привязал один конец запасного баннера к кольцу и принялся возвращаться вниз по тропинке, таща за собой леску, которая в легком вечернем ветерке развевалась, будто осенняя паутина. Затем спустился к бульвару Тота, пересёк его, будто простой рабочий ночной смены (хотя в большом городе ночью бродили многие). При этом он торопился, чтобы свести риск обнаружения нити кем-то из прохожих к минимуму. После этого поднялся по ещё одной забытой тропе на гору Бранч, чтобы очутиться на одном уровне с рым-болтом Столовой горы – примерно в двухстах пятидесяти метрах над улицей.