Ким Робинсон - Марсианская трилогия

Вечером того же дня они покинули конференцию, и Мишель повез их в знакомый ему ресторан в Марселе, откуда открывался вид на промышленную гавань. Там они прекрасно посидели. А вернувшись поздно в гостиницу, где проходила конференция, Майя взяла его за руку и повела в свой номер, где они стали целоваться, как двадцатилетние, их кровь запылала огнём, и они упали на кровать.

Мишель проснулся перед рассветом и заглянул в лицо своей любимой. Во сне даже старая карга показалась бы нежной девочкой. Майя была красива. И красоту эту ей придавал её характер – и ум, решимость, способность глубоко чувствовать, любить. Красоту ей придавала храбрость, вот в чем была суть. Поэтому годы лишь сделали её ещё красивее.

Он почувствовал себя счастливым – он понял суть, осознал её в этот серый рассветный час. Но ещё бо́льшую радость ему доставляло чувство облегчения, причину которого он не мог точно определить. Наблюдая, как она дышит, он задумался. Раз она очутилась с ним в одной постели – и занималась с ним любовью, страстно и с большим рвением, – значит, не держала на него зла за то, что он рекомендовал ей тогда, много лет назад, отказаться от марсианского проекта. Ведь так? Тогда она хотела лететь, и он знал об этом. Значит… значит, она его простила. «Это в прошлом», – бросила она, отмахнувшись. Ей было важно только настоящее – то, что происходит сейчас.

Когда она проснулась, они спустились завтракать, и Мишеля преследовало странное ощущение, будто он двигается в условиях марсианского g . Тело казалось лёгким и практически отрывалось от пола. Он словно парил в небе! Он не сдержал смеха, когда это почувствовал. И вдруг понял, что запомнит этот момент на всю оставшуюся жизнь, что бы ни случилось – даже если он проживет ещё тысячу лет. «Пусть это станет последней твоей мыслью, когда будешь умирать, – сказал он себе, – и даже тогда ты будешь счастлив, что пережил однажды такой момент. И даже более чем!»

После завтрака они снова уехали с конференции. Мишель увез её, чтобы показать свой Прованс. Он показал ей Ним, Оранж, Монпелье и Вильфранш-сюр-Мер, свой старый пляж, где они ещё раз искупались. Он показал ей Пон-дю-Гар [25], где римляне оставили своё лучшее творение.

– Надя бы это оценила, – сказала Майя.

Затем он привёз её в Ле-Бо, горную деревню с открывающимся видом на Камарг и Средиземноморье, где по вершинам были разбросаны древние жилища монахов, решивших уйти от всего остального мира вместе с его сарацинами. После обеда они посидели в уличном кафе в Авиньоне под платанами, вниз от Папского дворца, и Мишель пил ликёр из чёрной смородины и смотрел, как она сидит, расслабившись, как кошка.

– Какая красота! – сказала она. – Мне нравится.

Тогда он вновь ощутил марсианское g , и она рассмеялась, увидев дурацкую ухмылку на его лице.

Но на следующий день конференция должна была завершиться. А ночью, когда они закончили заниматься любовью и лежали, прижавшись к друг другу, потные и разгоряченные, он вдруг спросил:

– Побудешь ещё?

– Ой, нет, – ответила она. – Нужно возвращаться.

Она резко поднялась и вышла в ванную. А вернувшись, увидела выражение его лица и тут же заверила:

– Но я вернусь! Вернусь и приеду к тебе.

– Правда?

– Конечно. А ты думаешь – нет? За кого ты меня принимаешь? Думаешь, мне самой не хочется сюда вернуться?

– Нет, не думаю.

– Думал, я всегда так делаю?

– Нет.

– Надеюсь, что нет.

Она вернулась в кровать и снова посмотрела на него.

– Я не из тех, кто отступает, когда ставки слишком высоки.

– Я тоже.

–Кроме того раза в Антарктиде, да? Мы могли отправиться туда вместе сто лет назад, у нас был бы собственный мир, где мы стали бы жить. – Она ткнула его пальцем. – Да?

– Ах…

– Но ты сказал «нет». – Она ринулась в атаку. На самом деле она ничего не забыла. – Ты мог сказать «да», и мы полетели бы вместе сто лет назад, в 2026-м. Так или иначе бы мы с тобой сошлись. Мы могли быть вместе лет шестьдесят-семьдесят, кто знает?

– Ой, да ладно тебе, – отозвался он.

– Могли! Ты мне нравился, я нравилась тебе. Мы чувствовали это даже в Антарктиде. Но ты сказал «нет». Тебе не хватило духу.

Он покачал головой.

– Ничего такого бы не было.

– Ты этого не знаешь! Могло произойти что угодно, ты сам это сказал на сцене. Ты признал это на глазах у всех.

Он почувствовал, будто его тело потяжелело и врезалось в кровать.

– Да, – согласился он. – Могло произойти что угодно.

Он вынужден был сейчас это признать – нагой, лежа рядом с ней.

– Это правда. И я сказал «нет». Я испугался. Прости.

Она со строгим видом кивнула.

Он перекатился на спину и уставился в потолок, не в силах встретить её взгляд. Потолок гостиничного номера. Его тело становилось все тяжелее и тяжелее. Ему приходилось прилагать усилия, чтобы выплыть обратно на поверхность.

– Но… – начал он и, вздохнув, посмотрел на неё. – Сейчас – это сейчас. И… и вот мы здесь, верно?

– Прошу тебя, – проговорила она. – Ты говоришь прямо как Джон, когда он в первый раз прилетел на Марс.

Она и Джон Бун несколько десятилетий назад были звездной парой – она вскользь упоминала его накануне. «Поверхностный человек, – сказала она. – Ему бы только веселиться».

– Но то, что он сказал, правда, – возразил Мишель. – И вот мы здесь.

– Ну да, ну да. В общем, я вернусь. Я тебе уже сказала. Но сначала мне нужно уладить дела.

– И вернешься? – спросил он, хватая её за руку. – Даже несмотря… несмотря на то, что я…

– Да, да, – подтвердила она и замолчала, будто бы о чем-то задумалась. А потом: – Ты сам в этом признался. Ты сказал то, что я хотела услышать. Так что вот мы здесь. И я ещё вернусь.

Она поцеловала его, а потом легла на него сверху.

– Как только смогу.

На следующее утро она уехала. Мишель отвез её в аэропорт, поцеловал на прощание. А сев после этого в машину и оглядев потрепанный салон, скорбно застонал: он сомневался, что она в самом деле вернётся.

Но она обещала. Они были здесь, на Земле, в 2126 году. Все, что могло быть когда-то, являлось не более чем сном, забытым в момент пробуждения. Они могли лишь двигаться вперёд с того момента, который был здесь и сейчас. Так что Мишель перестал переживать о прошлом и подумал о том, что было в его силах сделать сейчас. Если Майя и собиралась вернуться, то точно не за тем, чтобы утешать несчастного старика, страдающего от чувства вины. Она смотрела только вперёд. Она стремилась жить дальше, независимо от прошлого. Это было одним из тех её качеств, за которые он её любил, – она жила настоящим и в настоящем. И требовала того же от своего партнёра. А значит, ему следовало соответствовать, строить свою жизнь здесь и сейчас, в Провансе. Это было достойно её любви, это могло заставить её вернуться и возвращаться снова и снова – а может, даже остаться на какое-то время. Или пригласить его к себе в Россию. Или жить вместе.