Ким Робинсон - Марсианская трилогия

На мысе виднеется небольшое каменное то ли убежище, то ли монастырь, и они проходят к нему по тропе. Айлин чувствует, как ветер обдает холодом её руки, нос и уши. Просторная белая поверхность, где слышен лишь свист ветра. Элизий нависает над ними – его два вулкана торчат из высокого горизонта на западе. Пока они идут, она держит Роджера за руку. Радость, которую она находит в Марсе, смешивается, как всегда, с радостью, которую она находит в Роджере, и её, будто дуновением ветра, охватывает любовь. Вот он улыбается, и она следует его взгляду и сквозь открытые стены убежища замечает двоих людей.

– А вот и они.

Роджер и Айлин останавливаются перед каменной обителью, и пара тоже замечает их.

– Всем привет, – произносит Роджер. – Айлин, это Фрея Ахмет и Жан-Клод Бауэр. Они поедут с нами. Фрея, Жан-Клод, это Айлин Мандей.

– Мы о тебе слышали, – говорит Фрея, дружелюбно улыбаясь. И она, и Жан-Клод очень высокие и нависают над ней, словно башни.

– Ганс и Френсис идут за нами, они, как всегда, спорят. Привыкайте.

Вскоре Ганс и Френсис тоже подтягиваются к убежищу, а за ними и Артур со Стефаном. Всех представляют друг другу, и они осматривают пустое убежище. От увиденного у них вырываются восторженные крики. Восточная сторона массива Элизий раньше была областью дождевой тени и сейчас высится такая же пустая и чёрная, как всегда, будто ничего и не изменилось. Однако огромная белая гладь моря и кажущийся неуместным квадрат «Альтамиры» выглядят чем-то новым и необычным. Айлин никогда не видела ничего подобного. Впечатляющего, просторного, величественного. Но её взгляд то и дело возвращается к маленькой теплице на корабле – к крошечному островку жизни в мёртвой вселенной. Она хочет, чтобы её мир вернулся.

На обратном спуске по каменным ступеням она смотрит на гранит стены фьорда, и в одной из трещин замечает что-то чёрное и рассыпающееся. Она останавливается, чтобы изучить это внимательнее.

– Посмотри-ка, – говорит она Роджеру, стирая слой инея, чтобы получше разглядеть находку.

– Это лишайник? Мох? Он живой? Судя по виду, может быть живым.

Роджер подступает поближе, пока его глаза не оказываются в сантиметре от растения.

– Думаю, мох. Мёртвый.

Айлин отворачивается, чувствуя, как внутри у неё все падает.

– Я так устала находить мёртвые растения, мёртвых животных. За последние раз десять я вообще не видела ни одного живого существа. Одно вымерзание за другим, это даже нелепо! Весь мир умирает!

Роджер неопределённо взмахивает рукой и выпрямляется. Он не может опровергнуть её слов.

– Полагаю, здесь никогда не было достаточно солнечного света, это во‑первых, – произносит он, поднимая глаза на бронзовую пуговицу, слабо светящую над Элизием. – Людям просто этого хотелось, и они это сделали. Но действительности не слишком интересно, чего им хотелось.

Айлин вздыхает.

– Нет. – Она снова указывает на чёрный предмет. – Ты уверен, что это не лишайник? Он чёрный, но выглядит так, что ещё может быть каким-то образом жив.

Он вновь изучает фрагмент. Маленькие чёрные слоевища, будто крошечные водоросли, потрепанные и разваливающиеся.

– Фисциевые, может быть – осмеливается предположить Айлин.

– Думаю, мох. Мёртвый мох.

Он расчищает ещё немного льда со скалы. Где чёрная, где ржавая порода. И чёрные пятна. Причём повсюду.

– Хотя я не сомневаюсь, что где-то есть живые лишайники. А Фрея и Жан-Клод говорят, что под снегом ещё осталось довольно много живого. Это очень крепкие виды. Они от всего защищены.

Жизнь под вечным снежным покровом.

– Ну да.

– Так это же лучше, чем ничего, верно?

– Верно. Но этот мох не был под снегом.

– Да, поэтому и погиб.

Они продолжают спускаться. Роджер шагает рядом, погруженный в свои мысли.

– У меня чувство дежавю, – улыбается он. – Такое уже случалось, верно? Давным-давно мы уже находили вместе что-то живое, но оказалось, что это не так. Такое уже случалось!

Она с сомнением качает головой.

– Тебе лучше знать. Это же ты у нас все помнишь.

– Но не могу вспомнить до конца. Больше похоже на дежавю. Наверное… наверное, это было в нашем первом походе, когда мы познакомились? – Он показывает на восток, через Амазонское море, догадывается она, – туда, где лежат те каньоны. – Какие-то улитки или вроде того.

– Но как такое могло быть? – удивляется Айлин. – Мне казалось, мы познакомились, когда я ещё училась в колледже. А терраформирование тогда только-только начиналось, да?

– Да. – Он хмурится. – Ну, сначала был лишайник, это было первое, что стали распространять.

– Но улитки?

Он пожимает плечами.

– Я так помню. А ты нет?

– Конечно, нет. Как и все, что ты говорил мне с тех пор, сам знаешь.

– Да ну! – Он снова пожимает плечами, уже без улыбки. – Хотя, может, это просто дежавю.

Вновь оказавшись на борту буера, они толпятся вокруг кухонного столика, такого же, как в любой маленькой квартирке. Двое новоприбывших, задевая потолок даже в положении сидя, готовят для всех.

– Нет-нет, прошу вас, мы же здесь как раз для этого, – говорит Жан-Клод, широко улыбаясь. – Я очень люблю готовить что-то серьёзное.

На самом деле они ехали на встречу с друзьями на другой стороне Амазонского моря, с теми, с кем Роджер часто работал в последние годы, пытаясь организовать кое-какие исследования на западном склоне Олимпа – в области гляциологии [81] и экологии.

Фрея и Жан-Клод вместе с остальными слушают, как Ганс и Френсис спорят о кризисе. Френсис считает, что его причиной послужило быстрое усиление яркости альбедо планеты, когда Северное море было выкачано и заморожено. Это был первый звонок в целой серии событий, которые привели к негативным последствиям, вылившимся затем в полноценный кризис. Ганс же полагает, это было вызвано тем, что вечномерзлый грунт никогда не протаивал глубже, чем на несколько сантиметров, и получившийся в результате чрезвычайно тонкий слой жизненной зоны казался гораздо более стойким, чем был на самом деле. В действительности же он был достаточно уязвимым и разрушился при появлении мутировавших бактерий – каковыми их считает Ганс, – их мутация была вызвана высоким уровнем поступающего ультрафиолетового излучения…

– Ты не знаешь этого наверняка, – возражает Френсис. – Ты облучаешь такие же организмы у себя в лаборатории и даже отправляешь их в космос, но они не получают таких мутаций, какие мы видим здесь.

– Значит, для этого ещё требуется взаимодействие с химическими элементами, присутствующими в грунте, – говорит Ганс. – Иногда мне кажется, что все вокруг просто просаливается до смерти.

Френсис отрицательно качает головой.

– Это две разные проблемы, и нет ни единого признака, что при их сочетании возникает синергический эффект. Ты просто перечисляешь возможности, Ганс, признай это. Бросаешься ими так и сяк, но истины никто не знает. Этиология ещё не выяснена.