Алан Дин Фостер - Колодец

— Поехали! — пробормотал он себе под нос.

— Ты что-то сказал, Бос? — спросил Борден, не отрывая глаз от показаний приборов, следить за которыми было его основной обязанностью.

— Ага. Я тут подумал: что, если яйцеголовые ошиблись и наш астероид на самом деле сделан из зеленого сыра?

— Надеюсь, по вкусу он будет похож на сырный шарик, — подхватил второй пилот и переключил тумблер. — Отличная штука: внутри мягкий, а сверху поджаристая корочка.

Кен Борден относился к числу людей, готовых в любой момент напялить на голову абажур и сплясать джигу на столе, лишь бы оживить вечеринку и развеселить приятелей. А по окончании вечеринки с тем же азартом рассчитать пространственную взаимозависимость между головой, абажуром, поверхностью стола и бюстом ближайшей симпатичной девицы. Кен обладал одинаково блестящими способностями в сочинении рискованных эпиграмм и дифференциальном исчислении.

— А ведь где-то наверняка существует парень с ученой степенью, всю жизнь посвятивший исследованию вкусовых качеств сыра. — Лоу повернулся в кресле: — А вы что скажете по этому поводу, Людгер?

Ученый за его спиной пренебрежительно хмыкнул:

— По-моему, ваши рассуждения неуместны, коммандер.

— Ну, не скажите! — Лоу нежно погладил стекло круглого циферблата. Ему вдруг нестерпимо захотелось вдохнуть пьянящий запах соснового бора. К сожалению, от ближайшего соснового бора или другого леса его отделяло слишком большое расстояние. Он принял прежнее положение. — Всем приготовиться!

— Ой, как здорово! — взвизгнула Мэгги Роббинс. Ее энтузиазм подозрительно напоминал телячий восторг. Лоу терпеть этого не мог.

— Лежи спокойно, девочка, — материнским тоном посоветовала Кора Майлс. Сама она давно уже привольно раскинулась в своем кресле, терпеливо ожидая старта и подсчитывая в уме голоса будущих избирателей. Ей нечего было делать на корабле до подхода к астероиду. Свою часть оборудования она давно проверила и даже ухитрилась выкроить время на то, чтобы лишний раз пообщаться с репортерами.

Лоу нарадоваться не мог на второго пилота и специалиста по техническому обеспечению. Как два кита, очутившиеся в самой гуще планктона, они тщательно отфильтровывали зевак и репортеров, стремившихся непременно увидеться с командиром корабля. В отличие от Кена Лоу всегда считал отсутствие внимания к своей персоне благословением, а не наказанием.

— У всех все в порядке? Мисс Роббинс? — Бостон, хмыкнув, искоса глянул на журналистку.

— Спасибо, все отлично, коммандер.

Если не считать некоторой напряженности в голосе, с ней вроде бы действительно все было нормально. Наверное, уже вовсю придумывает заголовки для своих будущих репортажей. Тоже занятие — по крайней мере отвлекает от действительности. Лоу встрепенулся, снова услышав ее голос:

— Впрочем, у меня есть одна проблема.

До начала отсчета оставалось совсем немного, и в голосе Лоу зазвучало неподдельное беспокойство:

— Что случилось, мисс Роббинс? У нас очень мало времени.

— Много времени это не отнимет… — Он почувствовал на себе ее насмешливый взгляд. — Если вы не прекратите называть меня мисс Роббинс и не начнете называть Мэгги, я обещаю начинать все мои репортажи следующей фразой: «Важный, чопорный, надутый как индюк, коммандер Лоу соизволил заявить сегодня…»

Бостон послушно кивнул:

— Если вам так больше нравится… Мэгги.

В наушниках послышался голос диспетчера ЦУПа, начавшего устный отсчет оставшихся до старта секунд. Собственно говоря, это было анахронизмом, сохранившимся со времен первых орбитальных пусков. Обычай был напыщенным и старым, но ни у одного человека не повернулся язык выступить с предложением о его отмене. Парни из отдела по связям с общественностью вцепились бы в горло любому, кто посмел хотя бы заикнуться о чем-то подобном. Лоу вспомнил, что хотел сказать журналистке еще несколько слов, но обнаружил, что его микрофоном уже завладел вездесущий весельчак Борден.

— Не трясись так, крошка Мэгги. Мне случалось кататься на судах с воздушной подушкой — так на них сильнее укачивает!

«Мне тоже, — мрачно подумал Лоу. — Вот только ни на одном из них не было игрушки, способной превратить в пыль меня и все вокруг».

До старта осталось всего несколько секунд, за которые уже невозможно было что-либо изменить. Вот истекли и они, и откуда-то снизу послышался чудовищный грохот. Собственно, этот грохот скорее был похож на трубу Архангела из Апокалипсиса, чем на обычные земные звуковые колебания. Заглушив все вокруг себя, включая слова напутствия и прощальные шутки, он разрастался и креп, пока не заполнил собой все мироздание.

Подъем начался. Заключенные внутри массивного цилиндра, сравнимого по размерам с небоскребом, они оторвались от стартовой платформы и устремились в небо. Сначала медленно, потом все быстрей и быстрей, удерживаясь в вертикальном положении благодаря внутренним гироскопам и внешним стабилизаторам. Все выше и выше в сияющую голубизну, подобно десяткам предшественников, под громкий одобрительный рев провожающих. Рев, который им уже, слава Богу, невозможно услышать.

Лишь одним отличался старт этого корабля от прочих. Целью. Все предыдущие экспедиции отправлялись в космос для его изучения и использования в земных интересах. Эта направлялась в неизмеримую глубину для того, чтобы попытаться воздействовать на ее частицу.

Все тело Лоу вибрировало, как туго натянутая скрипичная струна. Перед глазами мелькали показания десятков, нет, сотен приборов и датчиков. Сидящий в соседнем кресле Борден принялся вдруг что-то негромко насвистывать. Прислушавшись, Лоу узнал марш без слов из Готической симфонии Брайена. Мэгги Роббинс в момент включения зажигания все-таки вскрикнула, опровергнув имидж бесстрашной и искушенной женщины, которой все нипочем. Впрочем, причиной этого восклицания было скорее изумление. Сейчас она притихла и лежала смирно. У Лоу не было времени выяснять, как повлияла стартовая перегрузка на ее организм. Даже если Мэгги потеряла сознание, с этим можно будет разобраться только после отделения последней ступени.

Сколько ни тренируйся, никакое компьютерное моделирование не в состоянии продублировать те чувства, которые испытывает человек, поднимаясь в быстро темнеющее небо на вершине исполинской башни из металла, пластика и металлокерамики и ощущая за своей спиной пылающий огонь преисподней. Вот уже чья-то могучая рука легла на лицо, грудь, живот, с силой вдавила тело в податливую обшивку кресла, мешая выполнять возложенные на тебя обязанности. У Лоу никогда не вызывала протеста эта грубая ласка титанических сил. Она была привычна, знакома, ожидаема. Перед глазами за короткий промежуток времени промелькнула целая гамма цветов: голубой уступил место синему, затем пурпурному, тот в свою очередь потускнел и сменился черным. Как засвеченные кадры в конце кинопленки. На черном бархате засветились звезды, но их появление нисколько не обрадовало астронавта.