Екатерина Лесина - Невеста по спецзаказу, или Моя свекровь и другие животные [СИ]

Или проходчики?

Их вряд ли много. Удовольствие дорогое, предназначенное для внешней разведки. До списания аппараты доживают редко… есть, конечно, горнорудные, но у них защита послабее да и профиль иной… значит, взрывы — первая стадия.

Ультразвуком тоже пройдутся, зачищая периметр.

Стандартный протокол.

Нкрума поморщился: не хватало, чтобы их задело. Он-то справится, в Академии и этому учили, но… зверье зверьем и останется.

Мы уходили ниже.

Глубже.

И я старалась не думать, сумеем ли мы подняться наверх, вообще выжить. Почему-то сейчас в логичности и даже правильности собственной смерти совершенно не убеждалось.

Коридоры мозга?

Как бы не так.

Просто коридоры.

Узкие.

Темные. Извилистые, которые сменялись другими, еще более извилистыми. Я задыхалась. И в боку кололо, как бывает после долгого бега. Перед глазами плясала мошкара, а где-то в желудке, не иначе, лежал камень, который и мешал двигаться.

Сволочь.

Но удары, доносившиеся сверху, становились глуше.

Тише.

И вовсе прекратились. Правда, ненадолго, скорее сменилась тактика: камень вдруг зазвенел. И тонко так, жалобно, а полосы на нем вспыхнули особенно ярко, и кажется, я оглохла и ослепла, и вообще отключилась, потому что в себя пришла уже сидящей.

На коленях жениха.

Тот держал меня осторожно, голову устроил на плече, и покачивал, мурлыкал что-то кошачье… и было так уютно и спокойно, что я почти согласилась потерять сознание вновь.

А что… принцесса в обмороке, а то и вовсе во сне — сказочная история знала прецеденты, главное, что в себя я вернусь попозже, когда пираты будут изгнаны, подвиги свершены и настанет чудесный момент, когда героиня падает на могучую грудь героя… ну или не падает, но прижимается. Впрочем, грудь, а также все прочие части тела — вспомнив о некоторых я, кажется, слегка покраснела — пребывали в полном моем распоряжении.

— А… мы уже пришли? — робко поинтересовалась я, когда надоело притворяться мертвой.

— Пришли, — ответил Нкрума, но как-то не слишком радостно.

— А куда?

— Не знаю.

Понятно.

То есть, ничего не понятно, но так оно и должно быть. Я поерзала, хотя жених не собирался выпускать меня из объятий.

— Так теплее, — пояснил он, и зверь, устроившийся рядом, отозвался клекотом. В нем мне чудилось и согласие — мол, действительно теплее, и возмущение, правда, уже не Нкрумой, которого не сожрали, а значит, признали за своего, но действиями чужаков.

— Ничего, — пообещала я. — Мы их прогоним.

И помолчав, добавила:

— Можете даже съесть… если отравиться не боитесь.

Как ни странно, но предложение мое было встречено одобрительным свистом. И жених, чуть поерзав, поинтересовался:

— Тебе голова не болит?

Я прислушалась.

Ныли ноги. И спина немного. Еще, кажется, рука затекла, но самую малость. Шею чуть тянуло, а голова… голова была ясна и готова мыслить. Эта ясность даже слегка пугала.

— Нет, — я все-таки села. Конечно, колыбель это мило, но я все же немного вышла из того возраста, когда лежать в чужих руках и вправду удобно. — А… тебе?

— И мне не болит, — Нкрума произнес это как-то… печально. Уж не по поводу ли отсутствия мигрени он грустит?

— Почему?

— Не знаю… это нехорошо.

Он мазохист?

Хотя… с такой матушкой… неокрепшая детская психика… я погладила жениха по руке и спросила:

— Хочешь… не знаю, я тебе дубиной по лбу дам?

— Зачем? — кажется, он несказанно удивился.

— Тогда голова точно заболит…

Змея, осознав, что я вернулась в сюда, медленно скользнула по ноге жениха, чтобы устроиться у меня на коленях. Да… я всегда мечтала о домашнем питомце, но вот… как-то не о таком, что ли?

Более пушистого хотелось.

Нежного.

И змея, верно, что-то такое почувствовала, потому как с трудом поднялась и ткнулась ромбовидной головой в щеку, ласку выпрашивая. Да… внутри каждой гадюки живет милый пушистый крольчонок. И порой исключительно в переносном смысле.

— Ядовитый газ мы бы ощутили, — пояснил Нкрума. — Но анализаторы молчат и… честно говоря, я несколько не уверен, что это именно газ. Возможно, дело в излучении?

— Не понимаю.

Я все же погладила змею. Она была сухой и теплой, и довольно-таки приятной на ощупь.

— Эти животные опасны…

Зверь за спиной испустил тонкий звук, в котором мне послышалась обида. Как же, он шкурой своей рисковал, вел нас самым дальним ходом, который был безопасен для существ столь хрупких, а тут такая нечеловеческая неблагодарность.

— Извини его, — я бы дотянулась до зверя, если бы могла. — Он не понимает, что говорит. Он привык вас бояться…

И нельзя сказать, чтобы привычка была неразумной.

— Они не тронут нас.

— Откуда ты…

— Знаю, — я пожала плечами и поскребла змею под горлом. — Просто знаю и все… их бояться не нужно… они даже помогут, правда?

…и змея тихонько зашипела. Кажется, в полутьме глаза ее блеснули желтым золотом.

В доме время текло медленно.

Ночь, проведенная в не самых удобных условиях и бессонница отзывались ломотой в костях и острым желанием оторвать кому-то голову. Арагами-тари даже знала, кто это будет, но пока благоразумно желание сдерживала. Время от времени она поглядывала в окно, очень надеясь уловить знакомую тень, но… ожидание давалось тяжело.

К тому же пить хотелось.

И есть.

И пираты пили и ели, причем демонстративно, а значит, дело было отнюдь не в забывчивости. Голод и жажда усмиряют, деморализуют и лишают сил.

Не в этом случае.

Глаза песчанницы неотрывно следили за жукообразным куршем, устроившимся на столике. Тяжелое брюшко его провисало в сетке тонких ног. Головогрудь, расписанная желтыми узорами, гляделась хрупкой, как древняя ваза.

Одного удара лапы хватит…

— Тише, девочки, — Арагами-тари поцокала языком, призывая к порядку.

На охоте главное — терпение…

Курш то и дело доставал плохонький визор, активировал его и тонкие усики покачивались. Тревожится? Это правильно… пусть тревожится, глядишь, и поумнеет заодно. Впрочем, на это Арагами-тари не особо рассчитывала.

— Рано, — песчаница шевелила губами, но этого хватило, чтобы усы-метелки задрожали, а в сторону женщин развернулось дуло плазмомета.

Какая грубость.

— Нам в туалет нужно, — сказала Арагами-тари, сжимая руку невестки. — Физиология, как понимаете…

Курш вновь достал визор.

И коснулся черной махонькой черной кляксы на хитине. А вот это определенно из нового, как и тонкая паутинка, оплетавшая хрупкие ноги существа.

…надо будет предупредить, чтобы тела сохранили. Мало ли, сколько полезного внутри сокрыто… и патенты, безусловно… пусть и планетарного масштаба: Арагами-тари была не настолько глупа, чтобы позволить жадности ослепить себя.