Наталья Бульба - Космический маршал. В шаге от победы. Часть 1. Затянувшийся прыжок

Спор… Нарушение сроков подачи сведений территориальными службами.

Драйв… Прогноз, при котором находящийся в розыске мог оказаться в той или иной точке. Цифровое значение от одного до пяти указывало на вероятность подобного события.

Три тройки… Экстренный код, который аналитиками использовался, как указание на возможные жертвы…

Вот оно! Перевертыш, используемый в первую очередь оперативниками!

Я вернулась на несколько файлов назад — открывался он на один день, после чего шифровался и отправлялся в архив.

Нет… Опять нет… Тоже нет…

Конец сентября… Взгляд зацепился сразу, уже зная, что именно искать. Три один… Автономная работа с риском для жизни… Первый намек на опасность, которого никто не заметил. А рядом два слова: кот и… справлюсь.

Кот… В специфическом сленге — место лежки, но… я пересмотрела все отчеты Шуте за этот день… Ничего, чтобы оправдать использование термина!

Кличка? Позывной?

Ответ на запрос пришел практически молниеносно. В первой десятке знакомое имя — Гусаров Михаил Алексеевич, советник по экономике Штаба объединенного флота. Детское прозвище, последовавшее за ним во взрослую жизнь.

Еще один.… Долго ждать снова не пришлось. В списке близких друзей — Аксинья Павловна Княжина, координатор по общественным связям и информации зоны особого внимания Пресс-центра правительства Союза, как раз в это время начавшая работу при ОСО. И… барышня, которой активно интересовался Лазовски.

Совпадение? В такие, как это, я совершенно не верила.

Сбросив информацию в отдельный файл и снабдив короткими пояснениями, отправила сообщение Шторму. Среди плотных контактов Гусарова Слава тоже значился.

Сама же пошла дальше, чувствуя, как все более горячим становится след.

Первое октября… Три один… как свидетельство того, что ситуация остается под контролем и Шуте действительно справляется с тем, что определил для себя, как угрозу.

Второе, третье, четвертое… Ничего… Могло бы и порадовать, не знай я, чем все закончится.

Пятое… В тот день Кабарга хлопнул Шуте по плечу, а в черновике появился новый код — три два. Угроза жизни…

А он был все так же собран, аккуратен и… молчалив, как и всегда. Воспитание в семье фундаменталистов сыграло свою роль. Сам, всегда сам и только сам! Обратиться за помощью — признак слабости, которая была неприемлема для того, кто считался воином.

И ничего, что могло бы подсказать, в каком направлении двигаться. Все тот же идеально выполненный анализ данных, аккуратно сформированные таблицы, четкие выводы…

Файлы сменяли друг друга. Десятое октября… двадцать первое… двадцать седьмое… Пометки с каждым днем становились все более скупыми, а две цифры, сигнализирующие об опасности, все более тщательно выписанными. И как слабая надежда… справлюсь! Я — справлюсь!

— Что же ты хотел, но так и не смог сказать? — вздохнув, убрала я капризную прядь с лица.

Очень хотелось бросить все и отправиться в госпиталь… Посмотреть в лицо мальчишке, которого я была обязана защищать…

Думать об этом сейчас не стоило. Только искать… Искать… Искать!

Двадцать девятое октября… Три тройки… как обратный отсчет, но одна из них зачеркнута, а рядом твердо, бескомпромиссно, выведено «два».

Он все еще боролся… не оставляя подсказок, просто идя вперед.

Первое ноября… Среди обычных пометок две сразу бросились в глаза. Слово «рапорт» с восклицательным знаком и буквенно-цифровой код, которым шифровались отчеты. Судя по первой группе символов — не наш, второй аналитический блок, с которым мы частично стыковались.

Затребовать дубликат? То же самое, что вслух объявить о своем интересе.

Еще одно сообщение Шторму. Пусть отрабатывает.

Второе ноября… Снова тоже слово: рапорт и код… три один, как надежда на решение проблем.

Тот файл, которым меня «порадовал» Кабарга, был датирован четвертым ноября… Вот только ко мне он так и не попал.

Третье ноября… Чисто! Он просто работал. Без малейшего напряжения, проступающего за его прошлыми заметками.

Он просто делал свое дело…

Четвертое ноября… Шуте сорвался, вернувшись с обеда. Жесткое: «Нет!», — с несколькими восклицательными знаками и… аббревиатура, которая расшифровывалась как: простите меня, если сможете.

— Саша, — вызвала я Кабаргу, вновь сидевшего оперативным, — зайди ко мне.

Ответного: «Принято», — не услышала, он просто влетел в кабинет.

— Ждал под дверью? — приподняла я бровь.

Тот только по-мальчишески улыбнулся…

Интуитивщик! Иначе и быть не могло.

— Тогда слушай задачу, — выбралась я из-за стола. Подошла к нему ближе…

Я была не права, когда утверждала, что он похож на своего отца. Да, схожесть в чертах лица присутствовала, но в отличие от того Александр не был равнодушным. Ни к жизни, ни к тем, с кем она его сводила.

Сентиментальность… Людям она была свойственна!

— Свяжись со своим наставником… — я вопросительно посмотрела на него, уточняя, понял ли Кабарга, о ком я говорила. Ответом стал кивок… Понял, — и вместе, по минутам собираете четвертое ноября. Даже с кем ходил в туалет.

— Принято! — на этот раз голову Александр опустил быстрее… Пряча шальной блеск.

— И еще… — теперь мой голос звучал жестче, — ты — второй. Если что не нравится…

— Принято, — мгновенно сменил интонации Кабарга. — Разрешите исполнять?

— Иди, — разрешила я, возвращаясь к столу.

Вот только сесть не успела. Защитное поле вскинулось само, реагируя на входящий «экстра», на настроечной таблице поднявшейся внешки защелкал код шифрования…

Лицо адмирала Ежова выглядело… практически спокойно. Достаточно, чтобы испугаться.

Задавать соответствующий вопрос мне не пришлось, Ежов ответил на него сам:

— На Самаринии совершено покушение на кайри эклиса Ильдара. Состояние Марии Истоминой — критическое. Катер за тобой вылетел.

Все, что нам оставалось — молиться о том, чтобы выжила.

Иначе…

Думать об этом мне не хотелось…

— Как ты себя чувствуешь?

К столику, за которым сидела Валенси, Орлов подошел не сразу.

Уже и старший сопровождавшей его команды дал «добро» на контакт, а он все продолжал стоять и внимательно, словно видел впервые, рассматривал молодую женщину.

На какие вопросы искал ответы? Что пытался разглядеть?

Об этом генерал не задумывался, просто цеплялся взглядом… За мальчишескую стрижку, которой Орлов не помнил, за едва заметную улыбку, блуждающую на ее губах, за короткие жесты, выдававшие нетерпение, за какую-то одухотворенность, заставлявшую наблюдать за ней издалека, опасаясь спугнуть вот это мимолетное очарование, говорившее ему слишком о многом.