Наталья Бульба - Дорога к себе. Когда боги против...

Но все они были так далеко, что не услышать… не ответить… Лишь я и ветер, что налетал порывами, будто пытаясь еще сильнее раздуть пламя.

— Я так больше не могу, — повторил я, в полном угрозы тяжелом шелесте листвы расслышав журчание воды. — Я не могу, — произнесла тверже, заставляя себя подняться. — Если у меня остался лишь такой выбор…

— Быстро же ты сдалась, — весьма брезгливо раздалось из-за спины. — Я считал, что ты крепче.

— Ты! — с ненавистью выдохнула я, разворачиваясь, и едва не падая, поскользнувшись. — Кто тебе дал право, решать, кому жить, а кому лишь существовать?! — Я кричала, прекрасно осознавая, чем это может для меня закончиться. Вот только… когда смерть совсем близко, страха больше нет. — Кто дал тебе право играть чужими судьбами?! Твоя Богиня?! Тогда, она — такое же чудовище, бесстрастно взирающая на творимое тобой!

Не знаю, чего я хотела добиться своими обвинениями, в любом случае результата не было. Он продолжал стоять в нескольких шагах от меня. Идеально белый плащ, невозмутимость в качестве маски на лице, обжигающий холод в глазах… Если я его ненавидела, то он меня — презирал.

— Я сделала свой выбор, — заставив свой голос звучать безразлично, произнесла я, выпрямляясь. — Ты не сможешь мне помешать.

— Это не выбор, — скривившись, усмехнулся Ильдар. — Всего лишь трусость. Умереть, чего же проще… Сомкнется вода над головой и… все. Нет неба, надежды… Нет ничего.

— Ты умеешь произносить красивые слова, но продолжаешь делать при этом страшные вещи, — сквозь зубы процедила я, понимая, что в чем-то он прав.

Миг слабости… Боль никуда не делась, да и сил больше не стало, но в душе что-то дернулось. Пока я жива…

— А может, ты просто чего-то не понимаешь? — без малейшего намека на улыбку, поинтересовался он. Потом, не дожидаясь моего ответа, окинул быстрым взглядом. — Нам надо вернуться, пока ты не замерзла окончательно.

— Тебя это так беспокоит? — огрызнулась я, только теперь ощутив, о чем он говорил. Мокрая одежда не спасала от холода. Дело шло к осени, днем еще тепло, к ночи становилось значительно свежее…

— Беспокоит ли это меня? — переспросил он неожиданно хрипло, так и не отведя глаз.

Я, невольно, отступила назад, лишь теперь сообразив, что вымокшая туника плотно облепила тело. Нога соскользнула с камня, я попыталась удержать равновесие, но вокруг было слишком влажно…

Упасть Ильдар мне не дал. Подхватил, прижав к себе. Когда я забилась в его руках, пытаясь освободиться, лишь обнял крепче, шепча в самое ухо:

— Тихо, тихо, моя пташка…

— Отпусти! — потребовала я, чувствуя, как мое тело предательски тянет к нему. К его теплу, к его силе, к его уверенности…

— Отпущу, — все так же, чуть слышно, отозвался он, удерживая меня одной рукой, а второй расстегивая фиксатор плаща. — Согрею и сразу отпущу…

Резкое движение, которым он набросил плащ мне на плечи, заставило нас обоих пошатнуться. Его губы… мои губы…

— Нет, не могу… — выдохнул он, склоняясь ко мне.

Отодвинуться я не успела. Поцелуй был мягким, долгим. Он тянулся и тянулся, заставляя забыть обо всем. О холоде, одиночестве, той боли, что еще недавно корежила отчаянием.

— Как же долго я тебя ждал, мое незаслуженное счастье, — прошептал он, чуть отстранившись, когда я начала задыхаться.

— Это сон? — с трудом выравнивая дыхание и не пытаясь больше вырываться, смущенно уткнулась я ему в грудь. Точно знала, что — сон, но так хотелось услышать его голос. Эти низкие нотки, отзывающиеся желанием в теле.

— Почти, — улыбнулся он, приподнимая мой подбородок. — Твой и мой… сон.

— Тогда я не хочу просыпаться, — закрыла я глаза, позволив ему взять меня на руки. Прижалась крепче, ощущая, как сильно и четко бьется его сердце.

— В эту ночь ты не проснешься, — с какой-то невообразимой нежностью уверил он меня, начиная спускаться по тропинке вниз. — Моя пташка… Моя кайри…

Он все шептал и шептал… И ночь баюкала, звездной пеленой укрывая реальность, рождая тот мир, в котором оставались лишь он и я…

В какой-то момент, вынырнув из омута, в котором его руки осторожно снимали с меня мокрую одежду, растирали холодные ступни, наткнулась на шальной, почти безумный взгляд:

— Ты станешь моей кайри? — заметив, что я смотрю на него, спросил Ильдар, похоже, и сам испугавшись того, что произнес. Но тут же повторил уже тверже: — Ты станешь моей кайри?

— Я уже твоя кайри! — счастливо улыбнулась я, потянувшись к его губам. Если это был сон…

— Моя кайри! — закричал он, подхватывая меня на руки. — Моя! Кайри!

И я радовалась вместе с ним. И смеялась, чувствуя, как по лицу бегут слезы… Соленые слезы моего запретного счастья.

Он опустил меня на кровать с такой осторожностью, что я невольно ощутила себя его Богиней. Жестокой, но справедливой. И… любящей.

Скинув тунику, присел рядом, облокотившись на локоть. Провел кончиками пальцев по лицу, спустился вниз по шее, провел ладонью над грудью, не смея прикоснуться, но словно согревая своим теплом.

— Ты отдашь мне эту ночь? — наклонился он ко мне. Лицом зарылся в мои еще влажные волосы.

— Да, — не раздумывая отозвалась я. И тут же жалобно добавила: — Мне холодно. Согрей меня…

Проснулась я довольно поздно, яркий свет слепил даже сквозь закрытые веки. С удовольствием потянулась, ощущая в теле необыкновенную легкость. Да и на душе было тепло и спокойно, словно все самое страшное осталось далеко позади.

И только после этого открыла глаза, тут же наткнувшись взглядом на сидевшего в кресле Ильдара. До полного облачения ему не хватало только злополучного плаща.

— Что ты здесь… — начала я, лишь теперь сообразив, что это я нахожусь не только в его комнате, но и в его постели. — Это был не сон… — со стоном прошептала я, понимая, что моя и без того непростая жизнь стала еще сложнее. Я ему позволила узнать то, в чем и себе-то боялась признаться.

— Нет, не сон, — не без горечи отозвался он, поднимаясь и подходя ближе.

Я непроизвольно отодвинулась от края, натянув одеяло выше, и заметив, как его губы искривились в саркастической улыбке. Моя реакция ему явно не понравилась.

Но, тем не менее, когда Ильдар заговорил, его голос звучал без малейшего намека на язвительность. Скорее уж с грустью.

— Я решил, что ты должна знать.

— Я должна знать?! — выдохнула я, чувствуя, как волна ярости подступает к горлу. — О чем я должна знать, мой господин?!

Решительно откинув одеяло (смешно было смущаться наготы после всего, что произошло), встала с постели. Единственную поблажку, которую дала себе, постаралась его не коснуться.

Одевалась я, чувствуя на себе его взгляд…

Это была меньшая проблема из тех, которые я уже создала.

— Я могу вернуться в свою комнату, мой господин? — поворачиваясь к нему и низко склонив голову, смиренно спросила я. Вот только не было больше смирения в моей душе. Как не было и той опустошенности, которая еще вечером заставляла думать о смерти.