Маргарита Ромашкинская - Фиалковый маршрут

Сладким, небесным, изяшнейшим всех у нее благовоний:

Чуть сотрясали его в медностенном Крониона доме,

Вдруг до земли и до неба божественный дух разливался.» *

(Песнь четырнадцатая, строки 170–174)

Перечисленные примеры говорят о нектаре как о «светлом», «багряном». Из этого следует, что, если в древности багряный оттенок называли светлым, то, значит, амброзия имеет цвет темнее багряного оттенка, ибо об амброзии не говорится как о чём-то бледном. Из текста «Илиады» можно сделать вывод, что запах амброзии непривычен для людского обоняния, поскольку сказано, что после омовения амброзией выполнялось ароматизированное натирание.

В частности, миф о Прометее свидетельствует о том, что с прикованного страдальца стекала тёмная жидкость странного и очень сильного запаха. Её закономерно местные жители приняли за кровь (ведь все смотрят на мир через призму своего жизненного опыта, быта и накопленной информации). Но, на мой взгляд, то была амброзия, которая по другим преданиям приносилась с гор орлами. С гор — иначе говоря, с высоты. А «с высоты» вполне может означать — «из заоблачных высот». А «заоблачные высоты» — это что? Это ли да не Марс?!

Так что грозный орёл на деле вполне мог быть тайным врачевателем, не жалевшим для Прометея живительной влаги, настоенной на гранулах вечной молодости — сверкающих, тёмно-вишнёвых, марсианских.

На основании вышеизложенного озвучиваем вывод: амброзия — это сладкая субстанция тёмного цвета, обладающая уникальным запахом, заглушить который можно только концентрированным розовым маслом. Неужели амброзия является дезинфицирующим средством, делающим тело невредимым? Она, предварительно растворённая в жидкой среде, добавлялась в мази. Необычность амброзии наталкивает на мысль, что это вещество внеземного происхождения, а, следовательно, не может иметь признаков фауны или флоры — на близлежащих к нам планетах отсутствует растительный и животный мир. То есть амброзия — не белковое образование. Значит, она — кристалл какой-то твёрдой каменной п0роды. А порода эта, само собой, добывалась недалеко — на соседних планетах, иначе бы её невозможно было бы доставить на Землю в нужном количестве.

Многое указывало на Марс: ниточка событий древнего эпоса тянулась от Атласа к Элладе, от Эллады — к России, от России — до Красной планеты. Обратите внимание на фонетическую конструкцию слова «амброзия». Буква «а», как греческое отрицание, меняет слово на «не мброзия». Поскольку в греческом языке звук «б» отсутствует, преобразуем его в «в» и получаем «не в розия». Созвучно с «не в России». Похоже, надо искать русское «НЕ»? Его находим легко. Выясняется следующее: русская сказка с отрицанием — это сказка про Кощея, да не какого-нибудь, а бессмертного!

Присказка популярной сказки про Кощея бессмертного такова: «Смерть Кощея — на конце иглы, игла — в яйце, яйцо — в утке, утка — в щуке, а щука — в море». Вся эта присказка и является искомым отрицанием, ибо щука не может находиться в море! Щука — пресноводная рыба.

Встречается вариант сказки с фразой «заяц — в утке», что сути не меняет, так как тоже напоминает небылицу. Выходит, воспринимать прибаутку надо так: море — вовсе не море! Щука — вовсе не щука! Утка — не утка. Яйцо — не яйцо.

Игла — не игла. А что? А вот что: прямой, как игла, воздушный путь вдоль 25 меридиана до апельсиновых садов стран Магриба. Почему «апельсиновых, а не яблочных»? Да потому, что во-первых «яблоко» по-английски звучит созвучно слову «апельсин» (apple), а во-вторых многозвёздное строение цитрусовых называется «гесперидием»! Таким образом получается, что средство вечной молодости имеет не только цвет и запах, но и форму.

Теперь становится понятно, почему Гесперид, прекрасных дочерей Атланта, всегда видели держащими в руках золотые яблоки. Гесперидам надлежало торопиться в дорогу. Вот и приходилось девушкам без передышки упаковывать тару с чудесным содержимым. Тара эта закреплялась на спине ремешками крест-накрест в виде рюкзачков и отправлялась в полёт через Сахару до конусообразного пункта назначения. Там ценный груз проходил обработку, засекречивался и перевозился в разные точки земного шара на вечное хранение.

Но вернёмся к русской сказке. В ней присутствует утка, что иносказательно, по-простому, означает сокрытие истины. Это как-бы предупреждение о том, что финалу присказки верить не рекомендуется. Мол, не стоит рассчитывать на то, что волшебное средство начнёт действовать у моря «по щучьему велению, по моему хотению». Толща воды вообще исключается, ведь хранить растительные контейнеры целесообразно подальше от воды — там, куда нет доступа влажному воздуху, где отсутствует гниение и заплесневение. Такое сухое пустынное место есть на Земле. Зовётся оно Сахарой.

Вы спросите: «Ну, а откуда пришла идея про Марс?» А пришла она из той дали, где живёт вторая старая русская сказка — настолько старая, что никто не помнит её содержания. Текст её утерян полностью, одно название осталось: про бычка оно, и понимай это как хочешь… В моём представлении образ бычка должен быть неразрывно связан с двумя рогами. Как раз на Марсе имеются два спутника, причём один внешне совсем как рог — продолговатой формы. Фантазия вполне может дорисовать картину ночи и получить изображение на холсте мыслеобраза, полное тучных коров, разгуливающих по пастбищу небес. Картинка будет очень похожа на то, как по марсианскому небосводу бродит сказочное молочное стадо, в котором кончики рогов одной Бурёнки попали под луч освещения. Так и в реальности бывает: если в ночном кони входят в лунный световой поток, то кончики их ушей блестят, а если коровы пойдут в полночном мраке — попарные сверкающие белые пятна гладких кончиков их рогов издалека станут отражать свет сильнее шершавых ушей и будут казаться в темноте ночи бликами, подобными пятнышкам двух марсианских спутников.

Вот и вся гипотеза о происхождении прекрасных садов Гесперид. Ради мечтательного предположения я предприняла космическое путешествие. И сейчас передо мной в иллюминаторе чуть брезжит слабо проявляющийся холодный рассвет степенного и невозмутимого Марса.

Мой летательный аппарат стал невидимым: он, как хамелеон, слился с цветом марсианского пейзажа, отражая ландшафт сотнями мелких зеркал, прикреплённых к обшивке звездолёта. Ракета снаружи приняла медный оттенок, под стать окружающей поверхности Красной планеты. Точь-в-точь как сказано в поэме Гомера:

«Звёздных, нетленных чертогов, прекраснейших среди Олимпа,

Кои из меди блистательной…» *

(Песнь восемнадцатая, строки 370–371).

Красноватая почва, отражаясь в облицовке звездолёта, сделала мою ракету похожей на золотисто-медную башню. Не о таком ли дворце упоминается в древнем источнике: