All Flesh is Grass

A great many other ships, I realized with a start-more ships than one would normally expect to find on even some of the larger and busier fields of the human galaxy. очень много кораблей. Кораблей даже больше — удивился и, — чем бывало на крупных и оживленных площадках, которые я встречал в галактике. Ships of every size and shape and all of them were white. That had been the reason, I told myself, I'd not spotted them before. Корабли всевозможных размеров и форм, и все — белые, вот почему я не заметил их раньше. The whiteness of them served as a camouflage, blending them in with the whiteness of the field itself. Белый цвет, сливаясь с белизной самого поля, служит им камуфляжем. All white, I thought. The whole damn planet white. Все белое, думал я. Проклятая, целиком белая планета! And not merely white, but a special kind of whiteness-all with that same soft-china glow. И не просто белая, а особого белого цвета — кругом один и тот же фарфоровый отблеск. The city and the ships and the field itself all were china-white, as if they had been carved by some industrious sculptor out of one great block of stone to form a single piece of statuary. И город, и корабли, и само поле похожи на белые изваяния, вырезанные трудолюбивым скульптором из одной-единственной каменной глыбы. There was no activity. There was nothing stirring. No one was coming out to meet us. The city stood up dead. Ничего не происходило. Ничего не двигалось. Никто не встречал нас. Город стоял как мертвый. A gust of wind came from somewhere, a single isolated gust, twitching at my jacket. And I saw there was no dust. Вдруг сильный порыв ветра, одно сильное дуновение рвануло меня за куртку. И тут же я обратил внимание на то, что вокруг совсем нет пыли. There was no dust for the wind to blow, no scraps of paper for it to roll about. Пыли, которую мог бы развеять ветер, или бумажных обрывков, которые бы он закрутил. I scuffed at the material which made up the landing surface and my scuffing made no marks. The material, whatever it might be, was as free of dust as if it had been swept and scrubbed less than an hour before. Я потер ногой по земле, и трение не оставило следа. Посадочное поле было покрыто неизвестным материалом, на нем не скапливалась пыль. Поле выглядело так, словно его скоблили и чистили не больше часа тому назад. Behind me I heard the scrape of boots on the ladder's rungs. It was Sara Foster coming down the ladder and she was having trouble with that silly ballistics rifle slung on a strap across one shoulder. Я услышал, как за спиной заскрипел трап. По лестнице спускалась Сара Фостер, и было заметно, что дурацкая баллистическая винтовка, висевшая на ремне через плечо, причиняет ей неудобство. It was swinging with the motion of her climbing and bumping on the ladder, threatening to get caught between the rungs. Оружие качалось в такт ее шагам, угрожая застрять между перекладинами. I reached up and helped her down and she swung around as soon as she reached the ground to stare up at the city. Я помог ей спуститься, и как только Сара оказалась на земле, она обернулась и изумленно уставилась на город. Studying the classic planes of her face and mop of curling red hair, I wondered again how a woman of such beauty could have escaped all the softness of face that would have rounded out the beauty. Изучая классические линии лица мисс Фостер и копну ее вьющихся рыжих волос, я вновь подумал, что Сара — по-настоящему красива. Только почему-то ее облику не доставало той нежной слабости, которая могла бы лишь подчеркнуть красоту. She reached up a hand and brushed back a lock of hair that kept falling in her eyes. It had been falling in her eyes since the first moment I had met her. Сара подняла руку и откинула локон. Он все время падал ей на глаза, еще с тех пор, как я впервые встретил ее. “I feel like an ant,” she said. “It just stands there, looking down at us. Don't you feel the eyes?” — Я ощущаю себя муравьем, — сказала она. — Оно просто стоит там, глядя на нас сверху вниз. А вы не чувствуете взгляд? I shook my head. I had felt no eyes. Я покачал головой. Нет, я не чувствовал никакого взгляда. “Any minute now,” she said, “it will lift a foot and squash us.” — Каждую минуту, — сказала она, — оно может поднять лапу и раздавить нас. “Where are the other two?” I asked. — А где другие (двое) ? — поинтересовался я. “Tuck is getting the stuff together and George is listening, with that soft, silly look pasted on his face. He says that he is home.” — Тэкк собирает вещички, а Джордж слушает — и, как всегда, со своим тупым умиротворенным выражением. Он говорит, что он — дома! “For the love of Christ,” I said. — О, Господи! “You don't like George,” said Sara. — Вы не любите Джорджа, — сказала Сара. “That's not it at all,” I said. “I can ignore the man. It's this whole deal that gets me. It makes no sort of sense.” — Это не так (вовсе/совсем) , — заметил я. — Я не обращаю на него внимания. Меня раздражает сделка сама по себе. Она бессмысленна. “But he got us here,” she said. — Но он привел нас сюда. “That is right,” I said, “and I hope he likes it.” — Верно. И надеюсь, теперь он доволен. For I didn't like it. Something about the bigness and the whiteness and the quietness of it. Something about no one coming out to greet us or to question us. (Так как мне не нравилось это.) А вот сам я не был доволен ничем. Ни величием города, ни окружающей белизной, ни спокойствием. Ни тем, что никто не вышел навстречу нам. Something about the directional beam that had brought us to this landing field, then no one being there. And about the trees as well. Ни лучом, который привел нас на эту безлюдную посадочную площадку. Ни деревьями. No trees had the right to grow as tall and big as those that rose above the city. Деревья не могут, не имеют права расти так высоко, как эти, возвышающиеся над городом. A clatter broke out above us. Friar Tuck had started down the ladder and George Smith, puffing with his bulk, was backing out the port, with Tuck guiding his waving feet to help him find the rungs. Над нами раздался топот. Это были монах Тэкк и Джордж Смит. Джордж, громко пыхтя, пятился из люка, а Тэкк, который спускался первым, помогал его трясущимся ногам нащупать ступеньки. “He'll slip and break his neck,” I said, not caring too much if he did. — Он оступится (поскользнется) и сломает себе шею, — сказал я, не беспокоясь особенно, если так и случится. “He hangs on real good,” said Sara, “and Tuck will help him down.” — Он очень крепко держится, — отметила Сара, — да к тому же Тэкк помогает ему (поможет ему спуститься) . Fascinated, I watched them coming down the ladder, the friar guiding the blind man's feet and helping him to find the rungs when he happened to misjudge them. Я заворожено наблюдал, как они спускаются по трапу, как монах управляет ногами слепого, как помогает ему найти ступеньку, когда тому случается ошибиться. A blind man, I told myself-a blind man and a footloose, phony friar, and a female big game hunter off on a wild goose chase, hunting for a man who might have been no man at all, but just a silly legend. Слепой, — твердил я себе. — Слепой, а с ним вольный монах и женщина, любительница большой охоты — ничего себе компания для погони за дикими гусями, для поиска человека, который, возможно, вовсе не человек, а нелепая легенда. Я, должно быть, сошел с ума ( out of my mind ) , — говорил я себе, — взявшись за подобное дело. I must have been out of my mind, I told myself, to take on a job like this. The two men finally reached the ground and Tuck, taking the blind man's arm, turned him around so he faced the city. Джордж и Тэкк наконец спустились, и монах, взяв слепого за руку, повернул его лицом к городу. Sara had been right, I saw, about that silly smile. Читать дальше