All Flesh is Grass

Просто был повод поблефовать (= постервозничать – to bitch), а она никогда его не упускала. Just something else to bitch about; she never missed a chance. Ahead of us the bug that had been spraying the ship was scurrying off across the field. Между тем существо, которое обливало корабль, уже удалялось от нас через поле. It must have had wheels or treads underneath it, for it was spinning along at a headlong clip, its long neck stretched out in front of it in its eagerness to get away from there. Оно мчалось, вытянув шею вперед, с безумной скоростью. Я даже решил, что оно продвигалось на колесах или гусеницах. “Please, sir,” Dobbin pleaded, “we are simply wasting time. There is nothing that can be done.” — Пожалуйста, сэр, — молил Доббин. — Мы попросту теряем время. Вы ничем не поможете. “One more word out of you,” I said, “and this time right between the ears.” — Еще одно слово, — сказал я, — и на этот раз (прямо между глаз) ты тоже получишь. We reached the ship and Dobbin skidded to a halt, but I didn't wait for him to stop. Мы приблизились к кораблю, и Доббин притормозил. Я не стал ждать, пока он остановится. I hit the ground and was running toward the ship while he still was moving. Although what I intended to do I had no idea. Лошадка еще продолжала покачиваться, а я уже спрыгнул на землю и бежал к кораблю. Правда, я и сам не знал, что собираюсь предпринять. I reached the ship and I could see that it was covered with some stuff that looked like frosty glass and when I say covered, I mean covered-every inch of it. There was no metal showing. Я подбежал к кораблю и увидел, что он покрыт веществом, похожим на заиндевевшее стекло. Каждый дюйм машины был затянут белой оболочкой, из-под которой нигде не проглядывал металл. It looked unfunctional, like a model ship. Reduced in size, it could have passed for those little model ships sold in decorator shops to stick up on the mantle. Это был уже не настоящий корабль, а просто макет. Уменьшенный в размерах, он мог бы сойти за сувенирный значок. I put out my hand and touched it and it was slick and hard. There was no look of metal and there was no feel of metal, either. Я прикоснулся к кораблю. Покрытие было гладкое и твердое. Теперь уже ничто не напоминало о том, что корабль сделан из металла. I rapped it with my gun stock and it rang like a bell, setting up a resonance that went bouncing across the field and came back as an echo from the city walls. Я постучал по машине прикладом, и корабль зазвенел, как колокол. Звук отозвался по всему полю и эхом возвратился от городской стены. “What is it, captain?” Sara asked, her voice somewhat shaky. This was her ship, and there was no one who could mess around with it. — Что с ним? — спросила Сара. Ее голос слегка дрожал. Это был ее корабль, и он не был ей безразличен. “A coating of something hard,” I said. “As if it had been sealed.” — Какое-то твердое покрытие, — объяснил я. — Кажется, корабль опечатан. “You mean we can't get into it?” — Вы хотите сказать, что теперь нельзя войти внутрь? “I don't know. Maybe if we had a sledge hammer to crack it, we could peel it off.” — Не знаю. Возможно, удастся отколупать это кувалдой. She made a sudden motion and the rifle was off her back and the butt against her shoulder. I'll say this for her: crazy as that gun might be, she could handle it. Она сделала резкое движение, и вот уже — винтовка свернута, приклад прижат к плечу. Как бы нелепо ни выглядело ее оружие, но, точно скажу, обращаться с ним она умела. The sound of the shot was loud and flat and the hobbies reared in terror. Прозвучал выстрел, и лошадки в страхе попятились. But above the sound of the report itself was another sound, a wicked howling that almost screamed, the noise of a ricocheting bullet tumbling end for end, and pitched lower than the shrill howling of the slug was the booming resonance of the milk-white ship. Но громче, чем выстрел, прозвучал другой звук — неприятное завывание, почти вопль. Наш молочно-белый корабль глухо загудел под ударом пули, которая, бешено крутясь, с пронзительным свистом отскочила от его поверхности. But there was no indication of where the bullet might have struck. The whiteness of the ship still was smooth-uncracked, unblemished, unmarked. Two thousand foot-pounds of metal had slammed against it and had not made a dent. Но белизна корабля оставалась нетронутой; в том месте, куда попала пуля, не было и следа. Не было ни трещинки, ни пятнышка, ни отметины — от пули мощностью в две тысячи фунтов! I lifted the laser gun and Dobbin said to me, Тогда я поднял лазерное ружье, но Доббин сказал: “There be no use, you foolish folk. There is nothing you can do.” — Это бессмысленно, неразумный вы человек. Здесь уж ничего не поделать. I whirled on him angrily. Я со злостью обернулся к нему. “I thought I told you... “ I yelled. “One more word out of you and right between the eyes.” — Кажется (=Я думаю) , я предупреждал, — почти провизжал я. — Еще одно слово — и получишь в лоб! “Violence,” Dobbin told me, perkily, “will get you nowhere. But staying here, once the sun has set, spells very rapid death.” — Насилие, — самоуверенно заметил Доббин, — не поможет. А вот пребывание здесь после захода солнца приведет к немедленной смерти. “But the ship!” I shouted. — Но наш корабль! — отчаянно крикнул я. “The ship is sealed,” said Dobbin, “like all the others. Better sealed with you outside of it than with you still inside.” — Корабль опечатан, — сказал Доббин. — Так же, как и все другие. И хорошо еще, что при этом вы оказались снаружи, а не внутри корабля. And although I would not have admitted it, I knew that he was right in saying there was nothing we could do. Я знал, что Доббин был прав (говоря что…) , хотя мне было трудно признаться себе в этом. For I recalled that the field had been unmarked by the laser beam and undoubtedly all this whiteness was the same-the field, the ships, the city, all coated, more than likely, with some substance so tightly bonded in its atomic structure that it was indestructible. Вспомнив, что лазерный луч не оставил следов на поле, я вдруг понял, почему вокруг все было одинакового белого цвета. Конечно же, белое поле, белые корабли, белый город — все было покрыто одним и тем же сверхпрочным веществом, которое было невозможно разрушить. “I sorrow greatly for you,” said Dobbin, with no sorrow in his voice. — Я скорблю вместе с вами, — сказал Доббин без сожаления в голосе. “I know the shock of you. But once on this planet, no one ever leaves. — Я разделяю ваше возмущение. Но однажды посетивший эту планету никогда не покинет ее. Although there is no need of also dying, I plead with you compassionately to get into the saddle and let us head for safety.” Хотя это не обязательно означает смерть. Я сочувствую вам и умоляю (сесть в седло) двинуться в путь, чтобы мы могли надежно укрыться (и дать нам направиться к спасению). I looked up at Sara and she nodded quietly. Я взглянул на Сару, и она незаметно кивнула (спокойно) . She had figured it, I knew, about the way I had, although in my case most unwillingly. Я знал: она рассуждала так же, как я, и уже давно приняла решение. There was no use in staying out here. The ship was sealed, whatever that might mean or for whatever purpose, Оставаться было бесполезно. Корабль опечатан — и этим сказано все. and when morning came we could come back to see what we could do. Утром мы, возможно, вернемся и попробуем что-нибудь предпринять. From the moment we had met him, Dobbin had been insistent about the danger. There might be danger or there might be none-there was no way, certainly, that we could determine if there were or weren't. The only sensible thing, at the moment, was to go along with him. С тех пор, как мы повстречались с Доббином, он не перестает говорить об опасности. Так или иначе — но проверить это было нельзя. И единственный разумный выход — последовать за лошадкой. Читать дальше