All Flesh is Grass

I swung swiftly to the saddle and even before I found seat, Dobbin had whirled about, running even as he led. Поэтому я быстро вскочил в седло, и не успел я как следует усесться, как Доббин уже развернулся и начал свой бег. “We have lost most valued time,” he told me. “We will try with valiance to make it up. We yet may reach the city.” — Мы потеряли очень много времени, — сказал он. — Но мы приложим все силы и попытаемся наверстать упущенное. Мы еще можем успеть. A good part of the landing field lay in shadow now and only the sky was bright. A faint, smokelike dusk was filtering through the city. Теперь уже почти все поле находилось в тени, только небо еще оставалось светлым. Из города надвигалась легкая сумрачная дымка. Once on this planet, Dobbin had said, no one ever leaves. But these were his words alone, and nothing else. Итак, вырваться с этой планеты невозможно. Так сказал Доббин, но это только слова, и ничего более. Perhaps there was a real intent to keep us here, which would explain the sealing of the ship, Похоже, что кто-то действительно намеревается задержать нас здесь, — и именно по этой причине опечатал наш корабль. Но должен же быть какой-нибудь выход, говорил я себе, какой-нибудь способ покинуть планету, и нам необходимо воспользоваться им. Выход можно найти всегда. but there would be ways, I told myself, that could be tried to get off the planet when the time to go should come. There were always ways. The city was looming up as we drew closer, and now the buildings began to assume their separate shapes. Мы приближались к городу, и он приобретал все более четкие контуры. У домов появилась форма. Up till now they had been a simple mass that had the appearance of a solid cliff thrusting up from the flatness of the field. They had seemed tall from out in the center of the field; now they reared into the sky so far that, this close, it was impossible to follow with the eye up to their tops. До сих пор они выглядели одним сплошным массивом и напоминали громадный утес на ровном поле. Здания казались высокими даже с середины поля, теперь же их крыши терялись из виду высоко в небе. The city still stayed dead. There were no lights in any of the windows-if, indeed, the buildings did have windows. Город был по-прежнему пуст. Нигде в окнах не горел свет если, конечно, в домах вообще присутствовали окна. There was no sign of movement at the city's base. There were no outlying buildings; the field ran up to the base of the buildings and the buildings then jutted straight into the sky. Возле зданий не было никакого движения. И не было приземистых домишек, обычных для городских окраин: поле вплотную подступало к зданиям, устремленным в небесную высь. The hobbies thundered cityward, their rockers pounding out a ringing clangor as they humped along like a herd of horses galloping wildly before a scudding storm front. Once you got the hang of riding them, it wasn't bad at all. Лошади во весь опор мчались по направлению к городу, звонко цокая полозьями — точь-в-точь табун лошадей, спасающийся от бури. Мне стоило только приноровиться к езде на лошадях-качалках, как она мне понравилась. You just went sort of loose and let your body follow that undulating sine wave. Просто надо было расслабиться и отдаться во власть непрерывной качки. The city walls loomed directly in front of us, great slabs of masonry that went up and up, and now I saw that there were streets, or at least what I took for streets, narrow slits of empty blackness that looked like fractures in a monstrous cliff. Город все яснее маячил впереди, и теперь мы уже могли рассмотреть каменную кладку домов. Мы разглядели улицы, или по крайней мере нечто, отдаленно напоминающее улицы, — узкие пространства между домами, черные и пустые, похожие на трещины или щели в исполинской скале. The hobbies plunged into one of the slits of emptiness and darkness closed upon us. There was no light here; except when the sun stood straight overhead, there never would be light. Лошадки нырнули в одну из таких щелей, и темнота сомкнулась. Свет проникал на эту улицу, только когда солнце оказывалось прямо над ней. The walls seemed to rise all about us, the slit that was a street narrowing down to a vanishing point so that the walls seemed on every hand. Дома обступали нас со всех сторон, их стены возвышались вокруг — и смыкались над нами в далекой невидимой точке. Ahead of us one building stood a little farther back, widening the street, and from the level of the street a wide ramp ran up to massive doors. Одно из зданий стояло чуть в стороне, там, где расширялась улица. К его массивным дверям вел просторный пандус. The hobbies turned and flung themselves at the ramp and went humping up it and through one of the gaping doors. Туда и направились лошадки. Они преодолели подъем и вбежали в здание через открытую дверь. We burst into a room where there was a little light and the light, I saw, came from great rectangular blocks set into the wall that faced us. Мы очутились в комнате, и прямо перед нами на стене я увидел огромные прямоугольные блоки, от которых исходил неяркий свет. The hobbies rocked swiftly toward one of the blocks and came to a halt before it. Лошадки мягко подкатили к одному из блоков и остановились перед ним. To one side I saw a gnome, or what appeared to be a gnome, a small, humpbacked, faintly humanoid creature that spun a dial set into the wall beside the slab of glowing stone. Тут же у стены я заметил гнома — или его подобие — маленькое горбатое, похожее на человека существо. Гном возился с диском, закрепленным в стене за светящейся каменной плитой. “Captain, look!” cried Sara. — Капитан, посмотрите! — закричала Сара. There was no need for her to cry out to me-and I had seen it almost as soon as she had. Upon the glowing stone appeared a scene-a faint and shadowed scene, as if it might be a place at the bottom of a clear and crystal sea, its colors subdued by the depth of water, its outlines shifting with the little wind ripples that ran on the water's surface. Она могла бы и не кричать — я видел все не хуже ее. На светящемся блоке неотчетливо возникла картина. Это был пейзаж. Казалось, картина проступила со дна кристально-чистого моря и ее яркие краски скрыты под толщей воды, а очертания расплываются в легкой ряби на морской поверхности. A raw and bleeding landscape, with red lands stretching to a mauve, storm-torn horizon, broken by crimson buttes, and in the foreground a clump of savage yellow flowers. Это был кровавый пейзаж. Красная земля сливалась с лиловым небом; на горизонте, над редкими темно-красными холмами бушевала стихия, а на переднем плане ядовито желтели цветы. But even as I tried to grasp all this, to relate it to the kind of world it might have been, it changed, and in its place was a jungle world, drowned in the green and purple of overwhelming vegetation, spotted by the flecks of screaming color that I knew were tropic flowers, and back of it all a sense of lurking bestiality that made my hide crawl even as I looked at it. Я попытался сопоставить увиденное с известными мне планетами, но картина изменилась. Теперь перед нами уже были джунгли — мир, утопающий в зелени, испещренный пронзительно яркими пятнами — наверно, тропическими цветами. Но за пышной растительностью таилось что-то враждебное. От одного только вида этого непроходимого леса я ощутил легкую дрожь. Then it, too, was gone-a glimpse and it was gone-and in its place was a yellow desert lighted by a moon and by a flare of stars that turned the sky to silver, with the lips of the marching sand dunes catching and fracturing the moon and starlight so that the dunes appeared to be foaming waves of water charging in upon the land. Потом картина опять растаяла — я успел лишь взглянуть на нее — и на месте леса уже была желтая пустыня, освещенная луной и мерцающими звездами. Лунный свет серебром отражался в небе, преломляясь, падал на песчаные дюны и превращал их в пенящиеся волны. The desert did not fade as the other places had. It came in a rush upon us and exploded in my face. Читать дальше