Александр Громов - Запруда из песка

Вместо пива и водки Фрол выпил чашку хорошего кофе в маленьком кафе, а превосходную ромовую бабу сжевал, как сено, не ощутив вкуса. А хуже всего было то, что не отпускало ощущение: по большому счету, сержант прав. Времена изменились необратимо, и что теперь такое академическая наука? Уже в прошлом веке она смахивала на этакий понемногу отсыхающий рудимент – главные открытия делались не в ней. Слишком уж больших, непосильных для Академии денег они требовали. И чем дальше, тем сильнее уходили деньги в прикладную науку на службе у могучих корпораций, в то, что обещало принести прибыль максимум через десять-двадцать лет, а никак не через сто-двести.

Потом Экипаж неторопливо, но основательно подгреб все под себя. Кто спорит – это было необходимо. В его научных центрах лучшие умы бьются над сложнейшими и важнейшими задачами – и получают, надо думать, все, что им нужно для работы.

А что мне нужно для работы?

Фрол задал себе этот вопрос и мгновенно получил ответ. Элементарно: самостоятельный выбор цели и материальная независимость.

Ха-ха. Где оно, первое, и где второе? Нет, подумал Фрол, с первым вопросом все не так плохо: я могу, конечно, заняться делом, полезным Экипажу и интересным мне. Но кто возвратит мне пожалованные триста лет назад деревеньки? Их уж и на карте нет. Да и не выручили бы они меня никоим образом. Доход с них и тогда был аховый… Как там у классиков? Овес нынче дорог, не укупишь…

Возможно, училище ВКВ – не самый плохой вариант?

Дисциплина – это да. И служи потом, куда пошлют. Но! Умный и упорный везде добьется места и дела по душе. Заниматься чистой наукой? А кто сказал, что выпускникам училища ВКВ это возбраняется? Покажи себя – и будешь оценен по достоинству. И направлен будешь куда надо. Кто может, тот рано или поздно совместит «куда надо» с «куда хочется». Чем хорош Экипаж, так это тем, что рано или поздно каждый занимает в нем свое место. Именно то, которого достоин.

– Бу! – рявкнули прямо над ухом, и Фрол подскочил под жизнерадостное ржание Терентия Содомейко.

Мир тесен. Как бы ни велик был Корабль, члены Экипажа иногда встречаются друг с другом совершенно случайно. Особенно если служат в одном отсеке.

– Медитируешь на кофейную гущу? Нет, сейчас скажу точно: ты гадаешь на ней. Чего такой грустный? Думу великую думаешь?

Фрол ковырял пальцем в ухе и уже не был грустным. Похлопали друг друга по плечам и спине, похохотали немножко. За минувшие годы Терентий вымахал без малого на голову выше Фрола и сильно раздался в плечах. Богатырь былинный. Дай такому Муромцу железную палицу – распугает недругов одним видом.

– Садись, – пригласил Фрол. – Ты в увольнительной?

– Точно. До двадцати ноль-ноль. А ты?

– В отпуске.

– О! А чего всякую дрянь пьешь? Может, хоть пивка?

– Не нальют ведь.

– Здесь не нальют, а я знаю, где нальют. Пошли?

– Не могу. – Фрол обрисовал ситуацию.

– А-а, – сказал Терентий, и на душе у Фрола немножко потеплело, потому что Терентий не сумел скрыть зависть. – Уже отстрелялся, значит. Молоток. А меня еще целый год будут мурыжить…

– А потом? – спросил Фрол.

– В десантное пойду. Кадровым хочу быть. Возьмут, а?

– Возьмут. И еще года три будут мурыжить.

– А! – махнул рукой Терентий, вызвав поток ветра. – Переживем. Господь терпел и нам велел. Зато потом жизнь будет настоящая. И дело настоящее, не скука. По миру поезжу, недобитков буду добивать. Ну а ты?

– Да вот думаю: университет или Высшее училище ВКВ?

– Сразу высшее? – завистливо спросил Терентий. – И ты еще думаешь?!

– Обязан. – Фрол взглянул на часы. – Я еще восемнадцать минут обязан думать.

– Успеешь? – захохотал Терентий.

Фрол оставил его подколку без ответа. Терентий похвастался успехами, рассказал скороговоркой школьные сплетни и ушел, подмигнув с таинственным видом, – понимай, мол, так, что спешу в одно секретное местечко, где можно классно провести время в окружении всех запретных удовольствий. Фрол вернулся в Отдел комплектования.

Ждать пришлось еще час. Наконец его вызвали. И Фрол, к вящему удовольствию сержанта, заявил, что желает держать вступительные экзамены в Высшее училище Военно-космических войск.

Потом он злился на себя, а еще больше на сержанта, и думал, что тот был не иначе как гипнотизер. Хотя… не все ли равно, по какой траектории бильярдный шар достигнет намеченной лузы?

Рассуждая философски, вопрос лишь в длине пути и количестве столкновений.

Рассуждая житейски – столкновения бывают болезненными.

На третий день после моего возвращения из Томска мне позвонил Магазинер и предложил встретиться. Где? Я живо представил себе внешний облик коллеги и рассудил, что лучше не пугать Настасью в ее положении. Встретились в сквере. Кому-то для усиленной мозговой деятельности вынь да положь уютный кабинет с зашторенными окнами и тишину, а мне сгодится и скамейка под распускающейся липой, пусть даже в ее кроне оголтело трещат воробьи. Главное, чтобы поблизости не бегали с криками дети – эти существа почему-то думают, что все в мире исполнится по их желанию, если орать как можно громче.

Нам повезло. Я нашел пустую скамейку, максимально удаленную от мамаш, выгуливающих своих крикунов, утепленных старух с палочками, ветеранов Экипажа и прочих любителей посидеть, чтоб они были здоровы. Пока искал, думал: зачем я понадобился Магазинеру? Ощущает ли он, что мы нужны друг другу, или просто выполняет поручение Сорокина?

Оказалось – первое. Само собой, Моше Хаимович не сказал этого. Наверное, боялся, что я сяду ему на шею и буду ездить.

Это правильно.

Группа Сорокина вернулась в Тверь вчера с великой кучей собранных данных. Ничего сенсационного в той куче не было – это я понял сразу, как узнал в телефоне голос Магазинера. Будь иначе, кто вспомнил бы обо мне?

Они нарыли вагон с тележкой всевозможной цифири. Химсостав Васюганского астероида не дал ничего нового – примерно такие же тела по милости чужих бомбардировали нас и раньше. Не было лишь предшествующего падению сообщения на волне излучения нейтрального водорода. Сорокин забросал срочными запросами все радиообсерватории мира и получил нулевой результат. Нигде. Ничего. Пусто. Не только на волне 21 сантиметр, но во всех диапазонах принимаемого из космоса излучения никому из радиоастрономов не удалось выделить из шума ничего похожего на членораздельное послание. Кстати, и на нечленораздельное тоже.

Это было ожидаемо. Уж если сведения о послании не появились своевременно, то послания однозначно не было. Проверка, впрочем, никогда не мешает, и Сорокин проверку сделал. Естественный ход для старательной бездарности.