Александр Громов - Запруда из песка

– Поглядывайте направо, товарищ лейтенант, – сказал он мне через некоторое время. – А я буду поглядывать налево. Не то кто-нибудь подберется к нам, как я… как мы к этим…

– Это те самые, что плыли в лодке? – спросил я.

– Нет, это другие. Тех я запомнил. Если их деревьями не побило, то, значит, бродят где-то тут.

«Ошалевшие, наверное», – мысленно договорил я за него. И эти двое, что еще пять минут назад были живы и сидели на островке, наверняка ошалели от астероидного удара настолько, что впали в некую прострацию. Будь иначе, Дементий вряд ли сумел бы снять их без стрельбы, хоть он и спец по таким делам…

Почему-то эта мысль грела душу. Ну, по крайней мере, самолюбие.

Радио все еще молчало. Дементий велел мне закатать рукава и обнажить шею. Сказал «так и есть» и полез во внутренний карман.

– Что там?

– Пиявка. Вот такая. Ничего, сейчас она отцепится.

Из кармана он извлек алюминиевый футляр, а из него – наполовину скуренную толстую сигару. Щелкнул зажигалкой, с видимым отвращением раскурил и велел мне отогнуть и придерживать воротник.

– Готово. Отвалилась.

Тварь была длиной в полтора пальца. Дементий без особой брезгливости стряхнул ее в воду.

– Мерзость какая… – Меня передернуло.

– Ага. Особенно если учесть, что они могут переносить всякую тропическую заразу.

Утешил! Теперь у меня появилось занятие: вспоминать, какие бывают тропические болезни, передающиеся через кровь, и какие прививки мне сделаны, а какие нет. Чертовски увлекательное времяпрепровождение!

Дементий затушил окурок и убрал его в футляр, а футляр спрятал в карман. Он не курил, это было ясно, а сигару держал для пиявок. Предусмотрительный…

Так мы и сидели бок о бок. Прошло очень много времени, так много, что кока напрочь перестала действовать. Когда связь наконец заработала, тучу пепла над нами уже порядком растрепал ветер, и я удивился, поняв, что сегодняшнее число еще далеко не собирается стать завтрашним. Пожалуй, это был самый длинный день в моей жизни.

И задолго до вечера нас вывезли вертолетом.

Помню временный лагерь и некое подобие полевого госпиталя, где ждали отправки тяжелораненые, а те, кому повезло больше, матерились по всевозможным адресам. Помню черного от злобы Терентия с перевязанной рукой на косынке. На меня он так глянул, что я понял: он подозревает некую связь между моим появлением в Колумбии и падением астероида.

Я не стал его разубеждать. Если уж кто вобьет себе в голову несусветную дичь, то ее оттуда колом не выколотишь, и чем идея нелепее, тем прочнее она застревает в некоторых головах. Терентий был моим другом, но в том, что касается головы, – только Терентием.

Из разговоров я узнал, что астероид прервал большую, тщательно спланированную операцию по очистке от боевиков обширной территории. Северо-Евразийский батальон участвовал в ней лишь как часть объединенных сил, брошенных на восстановление порядка. Уничтожение боевиками одного «летающего вагона» было лишь комариным укусом, не способным сколько-нибудь серьезно повлиять на ход операции. Повлиял астероид, если сдержанный глагол «повлиял» тут к месту. Импакт просто-напросто вернул положение в первобытный хаос. Где свои – еще можно было понять. Собрать живых, вывезти раненых, похоронить найденных мертвых и помянуть ненайденных… Но где противник, где его базы, какие его силы уцелели, что он собирается делать – темный лес и неизвестность.

А главное, теперь я толком не понимал мою задачу. Собирать материалы? Гм. Какие именно? Обломки и тектиты? Спасибо, скоро понаедут специалисты и справятся с этим лучше меня. Выслушивать людей? Что ж, я выслушивал десантников – уши вяли. Поговорить с местным населением? Оно будет плакаться мне на скверном эсперанто и умолять о немедленной помощи, как будто я в состоянии ее оказать.

Так что же я тут делаю?

Я должен был немного поесть, а затем найти укромное местечко и поспать хотя бы часа три, чтобы ответить на этот вопрос. Возле полевой кухни мне дали миску гречневой каши, я умял ее и только было собрался приступить к поискам места для лежбища, как меня настиг капрал Дементий:

– Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант!

Слово «лейтенант» он выговаривал с некоторым усилием, если не с отвращением. Ну правильно, какой я офицер по сравнению, скажем, с Терентием Содомейко! И еще видно было, что капралу до смерти надоело возиться со мной.

– Слушаю, – вздохнул я.

Оказалось, что я понадобился Сорокину. Он связался с командованием из летящего где-то над Атлантикой самолета, а оно переключило связь на Терентия. Как будто ему и без меня было мало дела.

– Где вы? – скрипуче-настойчиво вопрошал Сорокин сквозь помехи. – Лейтенант Пяткин, отзовитесь! Где вы?

– В каком-то лагере, – отозвался я. – Только не спрашивайте, где он находится, не знаю. Тут шурум-бурум, и спросить не у кого. А навигатор я утопил.

– Живы! – воскликнул он. – Ладно, ждите.

И отключился, оставив меня в большом недоумении. Я был уверен, что он захочет, чтобы я немедленно поперся куда-то и собрал такие-то и сякие-то анализы. Я был готов услышать приказ немедленно действовать, невзирая ни на что. Весь транспорт занят поисками и вывозом раненых? Не беда – лейтенант Пяткин топнет ножкой, сошлется на приказ генерала Марченко и потребует в свое личное пользование вертолет. Ради интересов группы Сорокина, которые, конечно же, важнее всех на свете раненых. Причем скорее всего – получит его. Я приготовился сразу послать Сорокина подальше, а оказалось, что не нужно этого делать. Потрясающе!

Может быть, не так уж он плох, этот Сорокин?

Или случилось маловероятное: я успел хоть чуть-чуть воспитать его?

Я не стал ломать голову над этим не самым важным вопросом – просто нашел плащ-палатку, завернулся в нее и уснул прямо на траве.

Разумеется, полчаса спустя полил ливень. Я и забыл, что импакты – импактами, а муссоны – муссонами. У них свое расписание.

Маленький двухмоторный самолет чутко отслеживал все воздушные ямы. А еще в него вполне могли залепить с земли ракетой с тепловой головкой самонаведения. Я уже знал, как это бывает.

Но помалкивал.

Еще утром я доложил Сорокину обо всем, что успел увидеть, услышать и почувствовать. Умному достаточно. Если он считает, что полет необходим, а риск оправдан, – его дело.

Мне было как-то все равно. Одолела апатия. Считается, что северяне в тропиках делаются нервными из-за чересчур яркого солнца, угнетающего их сетчатку, ненавидят наглую мясистую зелень, презирают местные обычаи и готовы сорваться из-за пустяка, – ну а со мной вышло все наоборот. Наверное, мое подсознание предполагало, что ничего хуже уже случившегося произойти не может.