Александр Громов - Запруда из песка

Не был бы я воспитан Экипажем, все равно считал бы: так и надо. Памятью о прежней жизни понял бы и уверовал: все идет правильно. Во всех иных вариантах мы не продвинулись бы так далеко, а потери наверняка были бы выше. Но если чужие полагают, что мы им должны, то их ждет разочарование. Лично я с удовольствием отдал бы им долг хорошеньким астероидом! Не трехсот-четырехсотметровым, а глыбиной размером этак с Эверест! Да в нервный центр их цивилизации! Нате, кушайте, благодетели! Получите подарок от благодарных воспитуемых! Вкусно?

Мечты, мечты… А в реальности придет время – и нас заставят делать то, что надо им, а не нам. Упремся – сделают нам больно.

Потом очень больно.

Потом нестерпимо.

И мы сломаемся. Сдадимся. Мы подчинимся, затаив обиду и злость, мы станем мечтать о мести – и будем служить чужим. Мечты и зубовный скрежет не наказуемы – наказуемо непослушание.

И где выход?

Если разобраться, выход был – очень далекий и не очень реальный, но был. Стать сильнее чужих. Готовиться исподволь, вертеться ужом, научиться обманывать «белого господина» – и рано или поздно навалять ему по полной программе. Скорее поздно, чем рано, учитывая разницу в технологиях, однако «поздно» – это все-таки не «никогда». Может быть, лет через сто-двести. Может, еще позже. Жаль, люди столько не живут, и не увидеть мне, чем кончится дело.

Но начать – можно.

Тут дверной звонок исполнил первые такты арии Хозе из оперы Бизе – пришел Магазинер. С коньяком и зачем-то с букетом георгин.

– Этим не закусывают, – сумел кое-как сострить я и пошел искать вазу. – А коньяк не нужен, у меня есть.

– Такой? – Магазинер самодовольно предъявил этикетку.

– Хуже, – был вынужден признать я. – Ладно, ставьте на стол, я сейчас.

Когда я вернулся, рядом с пузатой бутылкой лежал карманный магазинеров комп.

– Э, нет! – запротестовал я. – Этим тоже не закусывают. Долой.

– Понимаю, – с улыбкой сказал Магазинер. – Ладно, потом как-нибудь покажу, что я насчитал…

Ну не сволочь, а? Не успел он спрятать комп в карман, как я уже страстно желал узнать, что нового открыла миру его головоломная математика.

Ну, нет! Не время для нее и не место. Потом разберусь, какими выкладками он намерен осчастливить Сорокина. Возможно, придется потратить несколько дней, чтобы понять его расчеты, – в математике Магазинер сильнее меня, хоть я и не собираюсь признавать это вслух. Мое дело – эксперименты, пусть даже поставленные не мной, а Природой и к тому же в одном наблюдаемом эксперименте, какова наша Вселенная… Но сейчас мне просто надо выпить. Этого не традиция даже требует – организм. А ему виднее.

Первую – коньячку, так уж и быть. Но потом только водку.

Мы выпили за молодую мать, выпили и за сына. Потом – по настоянию Магазинера – за меня, молодого отца.

– Имя сыну вы уже нашли?

– Конечно. Иван.

– Ага. Иван Фролович, – раздумчиво произнес Магазинер, пошлепав зачем-то толстыми губами, как будто пробовал на вкус это имя собственное.

– Не нравится? – насторожился я.

– Ну почему сразу не нравится? Отторжения не вызывает, это точно, но, по-моему, к отчеству Фролович можно было подобрать что-нибудь более звучное. Фрол – короткое энергичное имя, но произведенное от него отчество… гм… что-то в нем не так, совсем чуть-чуть. Вы не находите?

– Это еще почему?

– Да так, – увернулся он. – Просто личное мнение.

– Моего сына будут звать только Ванькой, – упрямо сказал я.

– Пожалуйста, пожалуйста… – забормотал Магазинер. – Если уж вы с супругой вдвоем решили, то…

– Это я так решил.

– А согласия супруги не требуется? – хохотнул он.

Если бы любому из моих собутыльников пришла в голову опасная мысль читать мне нотации за рюмкой, ему наверняка вскоре пришлось бы крепко пожалеть о том. Смешок Магазинера спас его от возможного увечья – я не совсем лишен чувства юмора и вполне могу позволить гостю шутку и даже иронию. Просто не терплю, когда меня учат тому, чему я не хочу учиться. Я и от Экипажа с трудом это терпел.

– Не требуется, – подтвердил я.

Да, только Иван. Так звали моего сына, умершего во младенчестве в Марбурге, так назвала его без меня моя Лизанька. Иоганн. Не Генрих и не Фридрих – она выбрала имя, имеющее аналог в русском языке.

А я много позже в Петербурге в один и тот же день и даже в одну и ту же минуту узнал, что мой сын родился и что он умер.

Суеверия – глупость. Пусть выйдет в жизнь второй Иван, и неважно, что быть ему Фроловичем, а не Михайловичем. Пусть будет путь его прекрасен и долог. Сделаю, что смогу. Буду учить его собой, потому что учить как-то иначе – только время терять. Несомненно, я не ангел, но и наверняка не дьявол. Я имею право попробовать.

К счастью, Магазинер не стал развивать тему выбора имен и предложил новый тост – «за успех нашего безнадежного начинания», имея в виду, конечно, группу Сорокина и проблему чужих.

– Вы считаете его безнадежным? – спросил я, налив ему коньячку, а себе водки.

– А вы нет? Помнится, вы говорили…

– Забудьте о том, что я говорил когда-то, ясно? – довольно грубо перебил я его. – Слушайте то, что я скажу сейчас. На свете не так уж много безнадежного. Чего в мире полно, так это недоумков, лентяев и торопыг, а для них безнадежно все, что не тривиально, для чего еще не написаны инструкции… – Начав жестикулировать, я опрокинул на скатерть свою рюмку и несомненно сбил бы со стола бутылку, если бы Моше Хаимович не успел схватить ее и уберечь от печальной участи. – Вот черт… Кто-то не хочет, чтобы я пил…

– Кто, интересно? – усмехнулся Магазинер.

– Не знаю. Какая-нибудь сволочь. А я не глупею от водки и память не теряю. Верите?

– Не верю.

– Что-о?

– Не верю – знаю.

– А, ну это другое дело, – согласился я. – Тогда давайте выпьем за знание.

– А за веру?

– За веру в знание – сколько угодно! За веру в себя – тоже можно. Это хорошая штука, если к нему прилагается хоть сколько-нибудь сомнения в себе… Но за сомнение я пить не стану, чего за него пить?

– У вас рюмка пустая, – сказал Магазинер.

– Правда? Мы это исправим. Ну вот… я уже исправил. За знание! За истину!

– Соотношение Гейзенберга, теорема Геделя… – поддел меня Магазинер, правда, уже после того, как выпил и закусил. – Что есть истина?

Я ткнул вилкой в соленый огурец и попал.

– Перестаньте… Что можно узнать, то мы и узнаем… когда-нибудь. О большем не мечтаю. Хочу лишь узнать насчет чужих раньше, чем помру от старости.

– Вы мало закусываете, – проявил заботу Магазинер.

– Боюсь ожирения, – нетактично ответил я, но все-таки взял пирожок с капустой, водрузил на него ломоть ветчины и начал жевать.

Магазинер захохотал. Такого необидчивого человека не вдруг найдешь.