Владимир Забудский - Путь к звёздам

Однако бегство от любых контактов с человеком, к которому её всё сильнее тянуло, вызывало ещё менее приятный букет эмоций. Ведь это бегство означало сразу две вещи, которые она категорически не желала перед собой признавать. Во-первых — что её чувства настолько сильны, что она боится потерять из-за них голову. Во-вторых — что её фанатичная преданность проекту и решимость совершить рейс в один конец, билет на который она приобрела уже давно, не так уж непоколебимы, если подвергнуть их серьёзным испытаниям. Это означало, что в сокровенной глубине её души, в лучших традициях презираемых ею мыльных опер и ток-шоу, живёт тяга к простому женскому счастью, способная пересилить тягу к звёздам. А всё то, что она привыкла считать смыслом своей жизни и признаком собственной уникальности — лишь заполняло пустоту, предназначенную для простого и вечного.

Не в силах признать этого, она перестала бегать от Рикардо. Убедила себя, что отношения, которым заведомо отмерен судьбой известный промежуток времени, могут быть более свободными, честными и искренними, чем те, что развиваются в тени претенциозных клятв о вечной любви. Внушила себе, что способна просто наслаждаться этой связью столько, сколько она продлится, а затем — легко распрощаться и отпустить вместе со всем остальным, что держит её на этой планете.

Правдой это было или самообманом — но она снова была здесь, с ним.

— Остаться здесь? — переспросила Саша задумчиво, посмотрев на пушистые белые облака, похожие на сахарную вату. — Да, я представляла себе это.

— Правда? — удивился бразилец, не ожидавший такого ответа.

Тёрнер кивнула, не став добавлять, что особенно часто она представляла себе этот сценарий глядя на безбрежную грусть в глазах Доминика Купера в те моменты, когда учёный внезапно осознавал, что проект, его детище — его переживёт.

— Разве это сложно представить? Ещё пять, семь или десять лет я буду самозабвенно работать над тем, чтобы экспедиция стала возможной. А затем — сорок лет буду с замиранием сердца отслеживать сигналы с корабля, который построила практически своими руками, переживать за членов его команды и их миссию. Буду стареть, седеть, сморщиваться, впадать в маразм, нянчить внуков и внучек. А затем я вдруг узнаю, что корабль прибыл на место. Уверюсь, что новый мир, который был моей страстью, целью и смыслом моей жизни — действительно существует. Что он даже более удивителен и прекрасен, чем я могла себе представить. Что добраться до него — действительно реально, и кто-то таки сделал это. Тогда я, старая кляча, наконец пойму, что ничего не хочу так же сильно, как оказаться там с ними. И до конца жизни буду делиться со всеми, кто будет готов меня слушать, нытьём о потерянной мечте.

— М-да. Весьма подробная картина, — оценил Рикардо.

— И что же, положа руку на сердце — она кажется тебе неправдоподобной?

— Разве что в деталях. Например, очень уж ты поспешила сморщиться, — лукаво подмигнул ей Рикардо, ободряюще обнимая. — Люди уже давно не обречены встречать дряхлость и старческие болезни, безвольно сложив лапки. Особенно — люди, обладающие определёнными ресурсами. Такие, как мы.

Саша приметила слово «мы», прозрачно намекнувшее, что практически безграничные ресурсы Рикардо могут быть источником и её долголетия. Но эта мысль вызвала у неё лишь философскую усмешку.

— Все мы — смертны. Наши потуги продлить своё земное существование не так уж заметны в масштабах вечности или даже эпохи.

— Так необязательно должно быть. И необязательно будет. Именно наше поколение может это изменить, Саша. Больше сотни лет полноценной здоровой жизни в собственном теле — давно уже не фантастика. Но и это — не предел. Трансплантация мозга в молодое тело с сохранением его функциональности — уже реальность. А очень скоро люди научатся перемещать своё сознание на цифровой носитель! Это не пустые разговоры. Я немало общался об этих технологиях с Хаттори и другими людьми, многое в этом смыслящими. Что, если через век — другой мы всё ещё останемся собой?

Глядя на то, с каким искренним увлечением Рикардо рассуждает о бессмертии, Саша задумчиво закусила губу. В этом человеке не было смирения ни перед чем, даже перед конечностью собственного существования. Это восхищало и притягивало. Но немного пугало.

— Не хочу даже спрашивать где брать несчастных, которые будут делиться телами с теми, кто так отчаянно не желает умирать, — нахмурилась она с оттенком отвращения. — Что до энграммы личности, о которой так любят рассуждать люди вроде Хаттори — уверена, ты понимаешь, что это — функция «копировать», а не «вырезать и вставить». Создать искина, который будет вести себя как ты и даже считать себя тобой — это не путь к бессмертию.

— А что же это тогда? — спросил он.

— На мой взгляд — безумие.

Саша, чья мать посвятила свою жизнь миру ИИ, была уверена, что её познания в этом вопросе на порядок шире, чем у Рикардо. Но в глазах у мужчины был заметен нетерпеливый огонёк, какой бывает у людей, разбирающихся в предмете беседы гораздо лучше, чем он может показать.

— Твоя мать создавала искинов. А ты их боишься? — спросил мужчина с любопытством.

— Не совсем то слово. Скорее — опасаюсь. И даже не столько их, сколько того, к чему может привести наше собственное неправильное к ним отношение. ИИ — это машина, Рикардо. Мы научились делать их внешне очень похожими на нас. Но биологически даже бактерии или вирусы ближе к Homo Sapiens, чем компьютеры.

— Некоторые люди считают, что органическая жизнь — лишь промежуточная ступенька на эволюционной лестнице, на вершине которой находится синтетический разум. Ты с этим не согласна?

— Мне не по душе судьба неандертальцев. Здорово, что мы научились создавать нечто, что способно заменить нас, превзойти и постепенно сжить со свету. Но я продолжаю надеяться, что мы, люди, повзрослеем и научимся кое-чему гораздо более сложному — не создавать это.

— Это — тема непростая, — уклончиво ответил Рикардо, не став, вопреки её ожиданию, продолжать дискуссию. — Но всё же на свою сотню с гаком лет мы вправе рассчитывать. Думаешь, мы не придумали бы, как провести их с удовольствием и пользой?

От неё вновь не ускользнуло это «мы», сказанное будто невзначай, но с заметным ударением. Он нарушил негласное табу, допустив возможность существования некоего «мы», не ограниченного чёткими временными и иными рамками. И он явно сделал это сознательно.

Воспользовавшись Сашиным замешательством, Рикардо придвинулся к ней, крепче обнял за плечи и прошептал, расширяя пробитый им плацдарм в её обороне:

— Саша, послушай. Мы с тобой — взрослые люди. Хозяева своей жизни. Важно лишь то, чего хотим мы. Если мы хотим быть вместе — будем.