Франсуа Баранже - Спаситель мира [litres]

Роберт де Монтгомери давно уже подозревал, что Петр медленно и скрытно склоняется в сторону лагеря умеренных. На самом деле первые сомнения появились у него во время дисциплинарного заседания по делу Танкреда Тарентского, когда священник сознательно избавил эту шавку от заслуженного наказания. Но он никогда бы не подумал, что Петр дойдет до того, что поставит под угрозу План.

Часов тридцать назад Тафур пришел сообщить, что, по словам осведомителя – одного из многочисленных дьяконов, служащих в соборе, – Годфруа Бульонский попросил Петра Пустынника принять его исповедь, и она необычно затянулась, а главное, герцог вышел из исповедальни белый, как простыня, после чего поспешно убыл по месту своего расквартирования. У Роберта не осталось никаких сомнений: Петр предал План.

Сочтя, что нельзя упускать такую идеальную возможность, он попросил срочной аудиенции у Урбана IX.

Роберт был совершенно убежден, что привлечет внимание папы, однако его крайне удивил эффект, который произвел на Урбана сделанное им разоблачение. Святой отец был потрясен, даже уничтожен. Он наконец понял, что неверно судил о Петре, и эта ошибка – его ошибка – может иметь самые серьезные последствия. Герцог де Монтгомери был счастлив видеть, как папа на его глазах буквально распадается на части – он, так часто выражавший нормандцу свое презрение.

Придя в себя, папа немедленно принялся перебирать оставшиеся ему возможности. После всех усилий по превращению Петра Пустынника в суперхаризматического духовного лидера не следовало предпринимать против него ничего неосмотрительного, иначе возникал риск, что люди могут поверить ему , а не официальной доктрине. Особенно если он действительно взял в союзники Годфруа Бульонского, другого героя армии, – эта жгучая смесь могла оказаться необычайно опасной.

Напрашивался логический вывод, что необходимо опорочить этих двух вероломных предателей, начав с того, кто посмел погрязнуть в сомнениях и стал, собственно, причиной случившегося: с Петра Пустынника.

А уж Роберт знал толк в дискредитации. Он решительно поддержал святого отца, предложив подключить для достижения этой цели свою сеть агентов влияния.

Оценив ситуацию, сложившуюся в результате грянувшего кризиса, Урбан IX произнес слова, которых Роберт так долго ждал, ради которых столько интриговал:

– Учитывая, что Петр, похоже, отныне вышел из-под контроля, я вынужден сегодня же сместить его и назначить на его место вас. Вашим первым решением в качестве Praetor peregrini будет заключение Пустынника в его жилище на несколько недель, после чего вы бросите его в камеру за государственную измену.

Роберт затрепетал от радости. И даже не постарался скрыть это.

Затем они обсудили состоявшиеся накануне победоносные бои, захват святилища и различные меры, которые необходимо предпринять, чтобы наилучшим образом представить это событие в прессе, а главное, в умах войска.

После чего Роберт довел до сведения папы, что агент Волкмар прекрасно справился с порученной ему миссией, и никто не видел ни как он проник в святилище, ни как из него вышел. Однако следует отметить, что вместо того, чтобы немедленно вернуться в Новый Иерусалим, он в срочном порядке передал опечатанный гомеостатический ящик лейтенанту Ковальски, а сам стремительно отбыл куда-то, не уточнив, куда именно. С тех пор его никто не видел.

На лице Урбана мелькнуло недоумение. Он-то пребывал в полной уверенности, что для усиленной швейцарской стражи миссия всегда является абсолютным приоритетом, а потому его удивило, что Волкмар, вопреки первоначальному плану, не прибыл в лагерь, чтобы убрать ящик в надежное место.

Старик, похоже, призабыл, что его специальный агент никогда не отличался особой дисциплинированностью, подумал Роберт. Он как-никак просто для забавы убил на борту «Святого Михаила» семь человек .

Однако ограничился тем, что успокоил Урбана:

– Как бы то ни было, сам факт, что Волкмар все еще не вернулся, на мой взгляд, позволяет предположить, что на данный момент он мертв. По моему скромному мнению, учитывая, что он выполнил свою миссию, его исчезновение не должно нас беспокоить. Я бы даже сказал, что в этом есть определенные положительные стороны.

– Если он действительно мертв, то да, это в наших интересах, – глядя куда-то вдаль, медленно произнес святой отец. – Однако как знать, что он мог выдать перед смертью?

Роберту, привыкшему видеть Урбана IX холодным и безжалостным государем, непоколебимо уверенным в себе, ибо всегда все просчитывал на несколько ходов вперед, сегодня папа показался скорее исполненным опасений. Может, его настолько ошеломили внезапные изменения ситуации?

И тогда герцог де Монтгомери понял, что пробил его час.

Теперь, когда он стал в некотором смысле союзником папы, ему следовало развить успех, воспользовавшись возможностью, которая, по его соображениям, второй раз представится еще не скоро, и снова изложить свое ходатайство по поводу тяжбы с Тарентами. Учитывая оказанную им бесценную помощь, могущественная поддержка в какой-то ничтожной распре казалась ему в конечном счете весьма скромной наградой. Впрочем, настолько скромной, что не грех бы ее несколько увеличить. Теперь уже Роберт де Монтгомери требовал не просто окончательно и официально признать его хозяином двух спорных владений, источников конфликта, но и предать опале семейство Тарент – семейство осужденного за государственную измену дезертира, не так ли? – а также присоединить все их земли к своим собственным нормандским владениям.

Поджав губы, его святейшество не без раздражения выслушал ходатайство. Но Урбан слишком нуждался в полном и безоговорочном содействии герцога де Монтгомери, чтобы в очередной раз отказать тому в просьбе. Так что в конце концов он согласился.

Роберт и вспомнить не мог, когда еще испытывал такое счастье, такой неистовый восторг. С этим чувством ничто не могло сравниться, даже сексуальное наслаждение. Если он продержится на той же волне удачи еще несколько лет, его власть станет так велика, что сравняется с королевской. А может, он и сам станет королем Франции? Ценой гражданской войны, разумеется, но ведь война – это его ремесло.

Секретарь Ватикана едва вышел, как Роберт повернулся к Ознену Тафуру и сказал, смакуя каждое слово:

– А теперь пойдем арестуем этого пса Петра Пустынника и бросим его в такую дыру, откуда ему вовек не выбраться.

Около пяти вечера Клотильда пришла разбудить меня, хотя я не проспал и четырех часов.

Сонным затуманенным взглядом я сначала различил непокорные прядки ее коротких волос, вечно торчащие в разные стороны. Потом нежное прикосновение ладони к моей щеке окончательно разогнало остатки сна. Я увидел склонившееся надо мной лицо, осыпанное золотом веснушек, лукавые глаза, ласково вглядывающиеся в мои.