Франсис Карсак - Робинзоны космоса [сборник litres]

– Не знаю, вынесу ли я эти крики, Тераи! У меня не такие стальные нервы, как у вас, полу…

– Полуазиата, вы хотели сказать? Пойдемте! Сика постелет вам в крипте. Там вы ничего не услышите.

– Но я все равно буду знать, что в это время…

Он раздраженно взмахнул рукой:

– Думаете, мне это приятно? Надо было захватить вас с собой и преподать вам наглядный урок. Вы бы увидели, что скрывается за роскошными особняками вашего отца, за всеми этими приемами и балами, на которых вы танцевали, расточая улыбки, за всей вашей шикарной и безмятежной жизнью! О, наверное, человек испытывает сладостное чувство могущества, когда способен одним росчерком пера определить судьбу планеты, когда решает отдать на разграбление тот или иной мир, – и тем хуже для его обитателей, если они существуют! Но сейчас вы не в Нью-Йорке и не в Сан-Франциско, не в одном из кабинетов всемогущего Хендерсона. Вы – на Эльдорадо, рядом с дикарем Тераи, там, где истекают кровью, страдают, умирают, подвергают людей пыткам! Как бы я хотел, чтобы на вашем месте, мадемуазель, был ваш отец! В общем, оставайтесь здесь или идите в крипту – мне уже все равно!

Масляная лампа слабо освещала сводчатую комнату, и сидевшей на деревянном ложе Стелле казалось, что она вернулась в далекое прошлое Земли, в один из тех жестоких и трагичных периодов, о которых рассказывают варварские предания. Колеблющийся свет выделял неровности на каменных стенах и освещал тонкое лицо Сики, оставляя затемненными лишь впадины глаз. Стелла напряженно прислушивалась, но здесь до нее не долетало никаких шумов – лишь их с Сикой дыхание обозначало ход времени.

– Поспите, госпожа, вы устали!

– Не могу, Сика. Там, наверху, пытают людей.

Кеноитка искренне удивилась:

– А разве на Земле так не делают? Как же вы узнаете замыслы врагов?

– У нас есть другие способы, которые не причиняют боли. У нас те, кто опускается так низко, что мучает других, считаются дикарями.

Сика помолчала.

– Стало быть, вам неприятно, что господин, по-вашему, ведет себя словно дикарь? – тихо спросила она наконец.

– Да, пожалуй.

– Вы любите господина?

– Скажете тоже! Просто он землянин, как и я, и меня касается все, что он делает.

– Почему?

– Потому что… Ох, даже не знаю! Но я бы предпочла, чтобы Тераи не пришлось…

– Вы его любите, госпожа, и стараетесь оправдать. Он в этом не нуждается – он делает то, что должен делать, поступает так для нашего общего блага.

– Я уже не знаю! Возможно, вы и правы…

Дверь распахнулась, и вошел Тераи. Вид у него был свирепым.

– Пойдемте, Стелла! Вы мне нужны, будете свидетельницей. Среди пленников, как я и думал, оказался землянин, вероятнее всего – агент ММБ.

– И вы хотите, чтобы я присутствовала при том, как вы будете допрашивать его вашими способами? Я отказываюсь! Запишите его показания на пленку, если хотите, да не забудьте крики и стоны! Земному суду они покажутся особенно убедительными…

Он пожал плечами:

– Магнитофонная запись ничего не даст. Ее слишком легко подделать. И прежде чем жалеть его, послушайте, что он скажет! Возможно, вы измените свое мнение. Да и вообще, не хотите идти по доброй воле, я поведу вас силой!

Тераи подхватил ее на руки. Стелла тщетно вырывалась, стуча кулаками по его лицу. Один удар пришелся по повязке, скрывавшей рану. Тераи вскрикнул, поставил ее на пол, взял за плечи и повернул к себе. Взгляд его был жестоким.

– Стало быть, мадемуазель боится крови? Крови, которая проливается из-за моих дикарских методов? На эту кровь ей, видите ли, страшно смотреть! Но ее почему-то не смущает кровь вчерашних и сегодняшних жертв, сотен людей, погибших в городе, детей, раздавленных под обломками домов вследствие искусственного землетрясения, вызванного этими господами, молодых женщин, которым вчера на алтаре вскрыли животы, – эта кровь, получается, не в счет, раз она ее не видела? Пойдемте, черт подери, пока я не разозлился! В конце концов, может, я и о вас узнал бы кое-что интересное, если бы раньше применил свои методы к вам!

Он развернул ее и грубо подтолкнул к лестнице.

– Господин! Не бейте ее, она вас любит!

– Не лезь не в свое дело, Сика! Ты сама не знаешь, что говоришь.

У входа в пристройку, сваленные в кучу, лежали пять или шесть трупов. Внутри оставалось лишь двое пленников: смертельно-бледные, они сидели на тяжелых стульях, привязанные к высоким спинкам. Три кеноита, среди которых был Офти-Тика, и великан ихамбэ держались в стороне, у стены.

Помещение освещалось четырьмя масляными лампадами и глухо гудевшим бензиновым фонарем с отражателем, отбрасывавшим слепящий белый свет. Тераи указал на два свободных стула, стоявших напротив пленников:

– Садитесь на тот, что слева, не двигайтесь и молчите.

Сам он устроился на правом стуле. С легким шелестом платья в комнату вошла Сика и расположилась за спиной у Стеллы.

– С которого начнем? Давай-ка, Ээнко, займись вот этим. Что делать, ты знаешь. Начни с известной тебе точки.

Великан-ихамбэ подошел со свирепой улыбкой на устах, долго смотрел на пленника, затем положил указательный палец в ложбинку на затылке у основания черепа и резко нажал. Человек побледнел и сжался, ожидая мучительной боли, но лицо его выразило лишь искреннее изумление, которое в других обстоятельствах показалось бы даже комичным.

– Довольно, Ээнко! Я узнал то, что хотел узнать, – сказал Тераи и продолжал по-английски: – Итак, я не ошибся. Вы – землянин!

– Не понимаю, – проговорил пленник на кеноитском.

– Продолжать эту комедию нет смысла. Будь вы туземцем, вы бы взвыли от боли, когда Ээнко нажал на затылочный нервный узел. Что, вы не знали об этом анатомическом различии между нами и эльдорадцами? Не повезло вам!.. А теперь вы скажете мне, что вы здесь делали и кто вас сюда послал.

– Ничего я вам не скажу!

– Вы так думаете? Другие в итоге заговорили, да еще как!.. И если Ээнко не знает чувствительных точек человеческого тела, то мне они прекрасно известны!

Тераи встал, навис над пленным, словно скала, взял одну из его рук и начал сжимать:

– Ваше имя!

– Карл Боммерс. Больше я ничего не скажу.

Тераи продолжил сжимать. На лбу немца выступил крупный пот, но он молчал. Тогда, не ослабляя хватки, великан вытащил левой рукой свой охотничий нож. Стелла закрыла глаза. Примерно с полминуты она слышала лишь учащенное дыхание пленного, затем кто-то из кеноитов коротко хохотнул, и раздался страшный крик:

– Нет! Нет! Только не это! Я буду говорить…

– Я знал, что ты образумишься. Кто тебя нанял?

– Хендерсон.

– Директор ММБ?

– Да.

– Для какой работы?

– Я должен был помочь жрецам Беельбы захватить власть. Для чего – не знаю, клянусь вам!