Пол Андерсон - Встреча на Прайле (сборник)

‑ Вы считаете, что личность значит очень мало, а группа ‑ все, заявляет он.

Мы сидим во дворе, под каменной стеной, чуть в стороне от остальных заключенных. Некоторые из них посматривают на нас исподтишка, другие таращатся в открытую. Я сержусь. Я вообще часто сержусь на Пек Уолтерса. Все развивается не так, как я рассчитывала.

‑ Что за чушь! Личность имеет в Мире огромное значение! Мы по‑настоящему заботимся друг о друге, и никто не остается за пределами нашей общей реальности.

‑ Точно! ‑ соглашается Пек Уолтерс, только что научившийся от меня этому слову. ‑ Вы так заботитесь о других, что никто не может остаться наедине со своими мыслями и чувствами. Один ‑ это плохо. Действовать в одиночку ‑ плохо. Реальность ‑ только совместная.

‑ Конечно! ‑ подтверждаю я. Неужели он настолько глуп? ‑ Реальность всегда общая. Существует ли звезда, чей свет доступен лишь одному глазу?

Он улыбается и произносит что‑то на своем языке. Заметив, что я не понимаю, он повторяет то же самое:

‑ В лесу падает дерево. Рухнул ли дуб, если этого никто не видел?

‑ Неужели на твоей планете люди верят, что они… ‑ Я не могу подыскать слов.

‑ Люди верят, что они реальны всегда ‑ и по одиночке, и вместе. Даже тогда, когда другие объявляют их мертвыми. Даже когда они совершают преступление.

‑ Но ведь они нереальны! Как же иначе? Ведь они нарушили совместную реальность! Если я тебя не признаю, если для меня не существует реальности твоей души, если я отправляю тебя к предкам без твоего согласия, то это доказывает, что я не понимаю реальности, а следовательно, не замечаю ее! Так могут поступать только нереальные!

‑ Младенец не видит совместной реальности. Младенец нереален?

‑ Конечно. До достижения возраста познания дети нереальны.

‑ Значит, убивая ребенка, я не совершаю преступления, потому что не нарушаю реальность?

‑ Неверно! Убить ребенка значит лишить его возможности перейти в реальность еще до того, как он сможет присоединиться к своим предкам. А также лишить этой возможности его детей, предком которых он мог бы стать. Никто в Мире не убивает детей, даже загубленные души в Аулите. Ты хочешь сказать, что у вас на земле люди убивают детей?

Я не понимаю его взгляда.

‑ Да.

Наступил мой шанс, хотя не в том виде, как мне хотелось бы. Что ж, я должна исполнить свой долг.

‑ Я слыхала, что земляне убивают людей, изучая жизнь. Чтобы знать то, что знала Пек Ракова о моем мозге. Это правда?

‑ И да, и нет.

‑ Как это "и да, и нет"? Дети используются для научных экспериментов?

‑ Да.

‑ Что за эксперименты?

‑ Правильнее спросить, что за дети? Умирающие. Еще не родившиеся. Родившиеся… не такими, как другие. Без мозга, с неправильным мозгом.

Я пытаюсь все это осмыслить. Умирающие дети… Видимо, он имеет в виду не совсем мертвых, а в состоянии перехода к своим предкам. Что ж, это не так уж дурно, но при условии, если телам позволят отпустить душу. Дети без мозга или с неправильным мозгом… Тоже допустимо. Таких нереальных бедняжек все равно пришлось бы уничтожить… Я не развиваю эту тему, сейчас меня интересует другое.

‑ А реальных, живых детей вы для науки не используете?

Он бросает на меня взгляд, который я не могу распознать. Выражения земных лиц по‑прежнему загадочны.

‑ Используем. Но в таких экспериментах, которые для детей не вредны.

‑ В каких именно? ‑ настаиваю я. Мы пристально смотрим друг на друга. Внезапно меня посещает подозрение, не догадывается ли старый землянин, что я осведомительница, выпытывающая сведения; может, он как раз поэтому и проглотил мою невразумительную версию насчет припадков? Это не так уж плохо. С нереальными всегда можно сторговаться ‑ главное, дать понять, что намечается торговля. Только я не уверена, что Пек Уолтерс это понимает.

‑ В экспериментах по изучению работы мозга, ‑ отвечает он. ‑ Например, памяти. Совместной памяти тоже.

‑ Памяти? Но память не "работает". Она просто существует.

‑ Нет, работает. С помощью особых протеинов. ‑ Он употребляет земное слово и поясняет: ‑ Это такие крохотные кусочки пищи.

Полная бессмыслица! Какая связь между памятью и пищей? Никто не ест память и не получает ее с пищей. Но я соглашаюсь пользоваться этим словом, чтобы продвинуться дальше.

‑ Как работает память в Мире ‑ с помощью тех же "про‑теинов", как память на Земле?

‑ Да и нет. Некоторые такие же или почти такие, некоторые особенные. Он пристально смотрит на меня.

‑ Откуда ты знаешь, что память жителей Мира работает так или иначе? Разве земляне проводили свои эксперименты в Мире?

‑ Да.

‑ На детях Мира?

‑ Да.

Я замечаю на противоположной стороне двора стайку хухубов. Зловонные существа сбились в кучу то ли для игры, то ли для непонятного ритуала.

‑ А сам ты участвовал в этих научных экспериментах, Пек Уолтерс?

Он не отвечает, только улыбается. Я бы поклялась, что улыбка печальная.

‑ Почему ты убила свою сестру, Пек Бенгарин? ‑ спрашивает он, в свою очередь.

Это слишком большая неожиданность. Я должна была вот‑вот узнать главное. Меня разбирает злость. Об этом меня не спрашивала даже Пек Факар. Я сердито смотрю на него, и он говорит:

‑ Знаю, об этом не полагается спрашивать. Но я многое тебе рассказываю, и твой ответ важен…

‑ Ты задаешь непристойные вопросы. Жители Мира не проявляют друг к другу такой жестокости.

‑ Даже проклятые из тюрьмы Аулит? ‑ Не зная одного из употребленных им слов, я догадываюсь, что он разгадал во мне осведомительницу. Он знает, что я вытягиваю из него информацию. Что ж, тем лучше. Просто мне нужна передышка, чтобы зайти с другого конца. Чтобы выиграть время, я повторяю свои последние слова:

‑ Жители Мира не так жестоки.

‑ Тогда ты…

Внезапно до нас доносятся выстрелы. Мы слышим крики. Я поднимаю глаза. Ака Пек Факар стоит посреди тюремного двора, сжимая оружие землян, и стреляет из него в хухубов. Инопланетяне падают один за другим. Они переходят на вторую стадию своей вечной смерти.

Я встаю и тяну Пек Уолтерса за руку.

‑ Скорее! Мы должны немедленно убраться. Охрана пустит газ.

‑ Зачем?

‑ Чтобы поместить тела в химический раствор. ‑ Неужели землянин воображает, что тюремное начальство позволит нереальным хотя бы немного разложиться? Я думала, что наши разговоры открыли Пек Уолтерсу глаза.

Он медленно, неуверенно поднимается. Пек Факар с улыбкой шествует к двери, по‑прежнему сжимая пистолет.

‑ Говоришь, жители Мира не жестоки? ‑ слышу я голос Пек Уолтерса.

Позади нас валяются бездыханные хухубы, окутанные вонючим дымом.

Когда нас снова выгоняют в столовую, а потом в тюремный двор, трупы хухубов уже убраны. Пек Уолтерс кашляет. Теперь он ходит еще медленнее; по пути к нашему излюбленному местечку у дальней стены он спотыкается и хватается за меня, чтобы не упасть.