Жозеф Рони-старший - Навигаторы Вселенной

К полудню мы закончили все приготовления. Перенесли Антуана Лурга в командную рубку. Он никак не смог бы отправиться с нами. Когда же мы предложили Ивану присоединиться к нам, русский отказался, объявив, что ему хватит подземелий Фобосана всю жизнь и что он лучше продолжит изучение мха со спутника Марса, потому как, по его мнению, это была очень странная, устойчивая к любым внешним воздействием культура.

И вот мы застыли у «пушки» Бурхарда в ожидании невидимого залпа. Австриец щелкнул переключателем. Как и там, на далеком сейчас Фобосе, сначала нам показалось, что ничего не происходит, а в потом часть кладки, закрывающей вход в пещеру, стала уменьшаться прямо на глазах, и вскоре среди камней открылось отверстие, в которое мы вполне могли пролезть.

Мы бросились к туннелю, но Бурхард остановил нас.

— Не надо спешить, — объявил он. — Лучше чуть выждать, чтобы остатки газа, которые не вошли в соприкосновение с породой, рассеялись. К сожалению, на отремонтированном оборудовании не удалось добиться той же силы подачи газа, и он частично рассеивается в окружающей среде. Думаю, если вы выждете минут двадцать, ничего не случится, зато мы будем уверены, что вы в полной безопасности.

Эти двадцать минут показались мне целой вечностью.

Тем не менее все когда-то подходит к концу, и в итоге, когда, взмахнув рукой, Бурхард позволил нам идти, мы разом рванули бегом к туннелям, словно бегуны.

Торопливо протиснулись в темный подземный коридор. Обычно тут все было освещено странными марсианскими светильниками, но теперь тут царила тьма египетская. Мы включили фонарики и, подсвечивая себе, начали осторожно пробираться по темным ходам, пронизывающим недра планеты, словно дыры сырную головку. И хоть по прошлому своему визиту в подземный мир марсиан я запомнил расположение коридоров, но теперь в кромешной тьме все выглядело для меня по-другому.

Мы шли молча. Мое сердце сжималось от боли от одной мысли о том, что Грацией — этим невероятным созданием небесной красоты, творением истинной Урании, как писал великий Камиль Фламмарион:

Мне казалось, что темные коридоры протянулись в бесконечность, потому, когда мы неожиданно выскользнули в хорошо освещенную обширную пещуру, каких много в недрах Красной планеты, я замер, ослепленный призрачным, флуоресцентным светом марсианских светильников. И лишь когда мой взгляд сфокусировался, а окружающие предметы вновь обрели четкость, я увидел, что нахожусь в одной из так называемых продовольственных пещер. Марсиане выращивали растения для питания не только на полях на поверхности планеты. Многие растения, которые считались у них деликатесами, росли только глубоко под землей в полутьме подземелий.

Высокие белые с фиолетовыми прожилками растения, больше похожие на грибы без шляпок, живыми сталагмитами протянулись к потолку пещеры. Вдали шумели черные воды подземного водного потока. Возле нас столпилось с десяток марсиан, чья внешность была поистине удивительна, совершенно чужда людям и, тем не менее, не вызывала никакого отвращения, вроде того, что порой охватывает человека, когда он видит огромного мохнатого паука или членистоногую каракатицу.

Пока я приходил в себя, Жан обратился к марсианам. Я достаточно хорошо знал их язык, чтобы понять, что мой друг спрашивает жителей о том, что случилось за время нашего отсутствия. Почему они замуровали сами себя глубоко под землей, кто разрушил их наземные жилища.

Однако они так и не успели толком ничего рассказать, потому что я бросился вперед, засыпав трехногов вопросами о Грации и её отце Непобедимом. Я сразу заметил, что, когда я упомянул о вожде марсиан, многие из собравшихся отвели взгляд. А потом трехноги начали мяться, и, наконец, один из них объявил:

— Вы задаете много вопросов, на которые сложно ответить. Мы не станем рассказывать вам о том, что знаем скорее понаслышке, чем из первых рук. Тем не менее мы можем заверить вас, что наша правительница Грация ныне пребывает в целости и сохранности. Что же касается её отца Непобедимого, его судьба скрыта от нас… И мы думаем: вместо того чтобы кормить вас слухами, которые доходят до нас порой в весьма искаженном виде… Лучше будет, если один из нас отведет вас на самые нижние уровни, где находится Грация, и вы услышите о печальных событиях, постигших наш народ из первых уст.

Нам ничего не оставалось, как последовать за трехногами. Однако теперь мне стало много легче. Какая бы катастрофа ни обрушилась на обитателей Марса, я был уверен, что мы сможем помочь и, что самое важное, с Грацией ничего не случилось…

Грация — существо изящное прекрасное даже среди марсиан. В чем-то она напоминала удивительное произведение искусства и зачаровывала не только своим внешним видом, но и своим высоким интеллектом, который выделял её даже среди марсиан…

Пещера, в которой она нас встретила, сильно отличалась от обычной сельскохозяйственной пещеры. Здесь тоже, как и большинстве подобных пещер, протекал подземный поток, который, собственно, и послужил причиной образования подземной полосы, столетиями вымывая более мягкую породу, пока в недрах не образовалась огромная каверна. И многие столетия назад, когда трехноги спустились к её берегам, они, вместо того чтобы облагородить почву и засадить пещеру одним из видов полезных растений, возвели в центре её из камней странное сооружение, лишь отчасти напоминавшее строения, которые возвродили они на поверхности.

Как узнали мы чуть позже, это сооружение соединяло в себе функции общественной арены, на которой марсиане решали споры, если такие случались, а также общественной трибуны, огромного склада, где хранились рабочие образцы марсианских машин. Выглядело же оно удивительно, потому что при его возведении архитектор отчасти использовал природные образования: сталактиты и сталагмиты, переплетенные в единый узел каменной кладкой, поверх которой легли резные плиты с удивительными барельефами, которые были не вырезаны, а нанесены непонятным нам образом, являя собой вариант того же удивительного явления — свечения в небе. В результате издали казалось, что это здание светится изнутри.

Несмотря на то, что ноги сами собой несли меня к Грации, я остановился, любуясь великолепием это подземного сооружения, настоящего чуда света…

На меня нахлынули воспоминания, как возле этих же камней, возраст которых насчитывал миллионы лет, мы молча сидели с Грацией, погруженные в сладостные думы и её голова покоилась на моем плече, а потом были нежные объятия, больше напоминающие объятия матери и дитя, чем мужчины и женщины в нашем земном, плотском понимании. И во всем этом тогда не было и тени первородного греха Адама и Евы, который стал одним из столпов, положенных в основу нашей земной культуры. Во всем этом было нечто великое и возвышенное. Это было то чувство, о котором не раз писал наш великий соотечественник поэт Урании — Каммиль Фламмарион. Он называл подобное чувство любовью небесной, или любовью неземной, любовью истинной, к которой рано или поздно придет все человечество, воспрянув из грязи порока, порожденного необходимостью греховного деторождения…