Жозеф Рони-старший - Навигаторы Вселенной

Наступила ночь. Небо раскрыло свои чарующие огни, которые знавали триллионы людей. И теперь осталось только два глаза, чтобы на них смотреть… Тарг отличил созвездия, которые он предпочитал прочим. Затем он увидел, как взошло светило-развалина, светило-труп, серебристая и легендарная Луна, к которой он простер свои скорбные руки…

Он зарыдал в последний раз. Смерть вошла в его сердце. И отказавшись от эвтаназии, он вышел из развалин, пошел и простерся в оазисе, среди железо-магнитов.

Замок Серраз. 14 мая 1857 г.

Вот уже две недели, как власти федералов поселили нас в этом старом заброшенном уголке. Здесь присутствуют республиканцы и мятежники со всего света: французы, австрийцы, венецианцы, поляки, русские, размещенные вместе с нами в старинных залах, где когда-то пировали хозяева замка и их храбрые воины. Невозможно представить себе более очаровательной тирании. Двое охранников, трое каких-то полицейских здесь к услугам «пленных». Эти достойные люди горды, что мы с ними, и население близлежащих земель размахивает шляпами всякий раз, когда мы выходим. Такая возможность у нас есть. Честного слова оказалось вполне достаточно, чтобы предоставить нам некоторые свободы. Однажды я даже опоздал к обеду и застал старого охранника Мермоза в глубокой меланхолии.

— Ваша вязаная куртка, должно быть, совсем не защищает от холода. И моя жена тоже о вас беспокоилась.

Я снизошел к его переживаниям и пообещал сам себе больше не опаздывать и возвращаться к семи часам.

Местность здесь просто само восхищение. Озеро с чистой свежей водой, которое подобно восприимчивому живому созданию передает все изменения, что происходят на небе. Пастбища, над которыми целый день слышен медленный и какой-то задумчивый звон бронзового колокола. Горы на горизонте — зеленые, фиолетовые, покрытые снегом, которые при каждом восходе и закате окрашивались в божественной красоты светящиеся пурпурно-красные тона. Все это располагает к приятному времяпровождению, к мечтам, чему немало способствует очарование ранней весны с ее первыми цветами и журчащими ручейками.

Что же касается моих спутников, то все они — довольно приятные соседи. За исключением двух или трех фанатиков, принадлежащих к той разновидности людей, при одном виде которых расстраивается желудок и болит печень. Обычно довольно веселые, оживленные, иногда шумные, болтливые, хорошие теоретики, они, как правило, становятся надоедливыми во время длинных и однообразных политических дискуссий.

Почти все они решительно выступают за то, чтобы «удавить последнего священника кишками последнего короля» — но исключительно в теории! В том числе и русский великан с пышной львиной гривой, сверкающими глазами, который неистовым голосом поет ужасные песни. «Их убьют… их обезглавят… их посадят на кол…» в манере австралийских воинов, которые клянутся три дня и три ночи «переломать себе руки, переломать себе ноги, сломать себе шею, сломать себе спину» и так далее и тому подобное, и заканчивают тем, что вместе нападут на кенгуру в знак дружбы. В ожидании большого побоища славный Ретшиников каждый день пожирает десять фунтов мяса, две дюжины яиц, четверть фунта хлеба, шесть килограммов фруктов и овощей, выпивает десять литров вина и пива, заливая все это целым самоваром чая и приводя в полнейшее восхищение охранников, полицейских и их жен, которых буквально заваливает чаевыми. И это все потому, что его семья владеет в России сотней лье леса, пшеничных полей и рек, кишащих рыбой.

27 мая

В Серраз прибыло двое новых пленных. Первый — венецианец доктор Оетти, связанный с карбонариями и много раз побывавший в застенках Австрии, славный старик, такой, как они все в этой стране: сухой, энергичный, с темными глазами и ловкими движениями, словоохотливый, буквально фонтанирующий метафорами и преувеличениями, со светлым живым умом, вскормленным одинаково наукой, искусством и произведениями античной литературы. Он предается пылким мечтам об итальянском единении и всегда готов пожертвовать жизнью и свободой за свои взгляды. Другой пленник, точнее пленница, это дочь того же доктора, ввиду особой милости помещенная в Серраз с условием, что будет делить кров с дочерьми охранника Мермоза.

Франческа Оетти восхитительна с любой точки зрения. День и ночь меркнут в сравнении с ее прекрасными глазами аметистового цвета. Лицо ее нежнее любого из цветов и буквально распространяет вокруг себя свет, подобно альпийской розе. Каждый из ее жестов красноречиво свидетельствует об утонченной деликатности натуры и сам по себе преисполнен совершенства. Эта прекрасная девушка удивительно молчалива. Очень редко можно услышать ее голос, в котором гармонично сочетаются чистота благородных металлов и мягкость струящейся воды. Она постоянно грустна, но в этом нет ни томности, ни чего-то болезненного. Наоборот, она — настоящее воплощение гармонии и здоровья, сильной и поистине божественной грации. Она не избегает ни встреч, ни разговоров с другими людьми, но при этом обескураживает легкомысленные души и против своей воли приводит их в замешательство. Франческа сопровождает своего отца во всех прогулках — по саду, прилегающему к замку, по лесам и пастбищам. Вне всякого сомнения, она любит своего отца, вкладывая в это почти религиозный пыл.

Естественно, что вся толпа пленников без ума от этой чудесной венецианки. Даже сам Ретшиников при виде ее сразу прекращает свои кровожадные напевы и громогласные разглагольствования. Молодые обитатели замка тут же становятся точной копией Ромео, а те, кто постарше, постоянно пребывают в этом состоянии. Доктор стал абсолютным властителем Серраза, но, привыкший к лести, не обращает на это внимания. И уж не знаю почему, но он осчастливил меня своей симпатией, и я стал его спутником на прогулках. Теперь я с полным правом получаю рукопожатия отца и такие редкие улыбки дочери.

Мы обычно выходим на закате, когда солнце становится нежно-золотистым, а тени от гор, буков и елей ложатся на пастбища длинными полосами. Оетти неизменно разговорчив. Он настоящий кладезь анекдотов и неисчерпаемый источник воспоминаний. Все это трепещет, искрится и позволяет за одно мгновение увидеть тысячу образов, тысячу событий и тысячу разнообразных сторон человеческой души. Этот человек к тому же наилучший воспитатель. Каждая из высказанных им идей сопровождается блистательной игрой слов, появляясь, будто картина в драгоценной раме, что придает его мыслям особую пикантность и остроту. Они с легкостью проникают в сознание, подобно победоносной армии, вызывают наслаждение, как произведения искусства, и, кажется, хрустят на зубах, будто воздушные лакомства.