Франсуа Баранже - Dominium Mundi. Властитель мира [litres]

– Я знаю, что технику метабоя запрещено применять вне полей сражения, но прошу вашего снисхождения с учетом того, что я оказался один против шестерых противников. И можете мне поверить, что они дрались, не соблюдая никакого кодекса чести.

Не сводя с него глаз, Петр Пустынник поудобнее устроился в кресле.

– И это оправдывает лишение человека жизни?

– Разумеется, нет, отец мой, – признал обвиняемый, стараясь, чтобы его ответ прозвучал как можно смиренней. – Смерть Аргана стала несчастным случаем, я ее не хотел. Вместе с тем я считаю, что с моей стороны это была законная самозащита: когда я сражался с двумя легионерами, Арган набросился на меня с ножом с ионизированным лезвием. Мне удалось высвободиться in extremis , и я отвел его руку. К несчастью, собственная инерция толкнула его на лезвие. Вот так он и погиб.

Роберт де Монтгомери пренебрежительно махнул рукой и бросил:

– Его слово против слов двоих других.

– Разумеется, – заметил Годфруа. – В такого рода делах всегда слово против слова. Однако, мне кажется, мы не должны забывать про послужной список Танкреда Тарентского, в то время как у двух других свидетелей он более чем сомнителен.

– Это всего лишь ваше мнение, – возразил Роберт, бросив на него злобный взгляд, – и я не услышал ничего относящегося к сути дела. Установлен единственный факт: Танкред Тарентский нанес удар, оказавшийся для Аргана фатальным. Этот человек – убийца!

Смущенный агрессивностью Роберта, новый епископ Филипп де Пон-дю-Руа прокашлялся, а Петр Пустынник принялся вздыхать. Чувствуя, что события начинают принимать нежелательный оборот, Раймунд де Сен-Жиль уже готов был вмешаться, когда Танкред, чье терпение подверглось очередному испытанию перед лицом неистовой злобы его главного обвинителя, в свою очередь наставил на него обвиняющий палец и неожиданно возвысил голос.

– Может, вы думаете, что добьетесь своего, Роберт де Монтгомери! – закричал он. – Может, вы даже думаете, что я в конце концов склонюсь перед вами и позволю распространять подлую ложь, но все знают, что вы науськиваете своих людей на меня и подталкиваете своих легионеров вести себя с бесшипниками как последние солдафоны!

Раймунд де Сен-Жиль немедленно запротестовал против столь гнусной клеветы, а вот Годфруа Бульонский одобрительно молчал. Совершенно подавленный и словно бы онемевший с самого начала, Боэмунд по-прежнему пребывал в оцепенении. Что до герцога Нормандского, тот внезапно взвился с кресла, так что его плащ захлопал полами.

– Как вы смеете?! – завопил он, побелев от ярости. – Вы за это заплатите!

– Ни для кого не секрет, что вы жаждете заполучить часть фамильных владений моих родителей! – несмотря ни на что, продолжал Танкред тем же тоном. – Я утверждаю, что при подобных обстоятельствах беспристрастность ваших заявлений вызывает серьезные сомнения!

Граф Тулузский в свою очередь вскочил с места и воззвал к главе Совета:

– Сеньор претор, это недопустимо! Я вношу официальный протест!

Однако Петр Пустынник, будто пораженный этой столь яростной словесной перепалкой, не реагировал. А Танкред, пользуясь наконец-то представившимся случаем выложить Роберту всю правду, да еще публично, продолжил с прежним напором:

– Совершенно очевидно, что, если мое имя будет обесчещено, пострадает вся моя семья, и вы надеетесь, что у вас таким образом будут развязаны руки, чтобы обобрать моих родителей, отняв все их земли! Но клянусь Господом, я вам не позволю! Всякий раз, когда вы попытаетесь сразить меня, я вновь восстану против вас!

Годфруа невольно восхитился пылом этого молодого человека, который не оробел перед таким собранием.

– Ах ты, ублюдок! – зашелся Роберт вне себя от бешенства. – Да ты просто… – Потом он опомнился. – К длинному списку своих преступлений вы только что добавили оскорбление и клевету! Я потребую правосудия и получу возмещение!

На этот раз чаша терпения Петра переполнилась. Его голос отдался эхом в зале Совета.

– Если кто-нибудь из вас снова повысит здесь голос, – загремел он, – торжественно клянусь перед Господом, что прикажу заковать его в кандалы на весь остаток путешествия, будь он герцогом или солдатом! И пусть никто не усомнится в моем слове!

Тишина воцарилась мгновенно. Хотя Петр был всего лишь священником, неожиданно взлетевшим на самый верх, – на Земле ни один из сеньоров не потерпел бы подобной наглости, – здесь его власть была такова, что все восприняли его угрозу всерьез. Глядя на бледную физиономию Роберта, Годфруа Бульонский подумал, что герцог Нормандский получил по заслугам; Танкред достаточно вывел его из себя, чтобы тот забыл о сдержанности. Но даже если никто более не сомневался в неблаговидных намерениях Роберта де Монтгомери, сам Танкред только усугубил свое положение, вызвав подобный скандал.

Петр Пустынник снова заговорил все еще клокочущим от гнева голосом:

– Несмотря на несдержанность дебатов, я вынужден еще некоторое время продолжать их. Мы не рассмотрели один дополнительный аспект. По поводу Танкреда Тарентского пожелала высказаться еще одна особа, и, учитывая ее статус, я подумал, что Совет обязан выслушать.

Двери распахнулись, и в зал зашел человек. Когда он появился в круге света в центре зала Совета, Танкред почувствовал, как у него подогнулись ноги: Гийом де Северак.

Этот влиятельный тамплиер тоже столкнулся с взрывным характером Танкреда во время первого собрания ордена на борту «Святого Михаила», когда между ними произошла бурная ссора. Тогдашнюю стычку прекратил Арман де Бюр, временный глава Совета тамплиеров, и инцидент считался исчерпанным, но Северак тем не менее чувствовал себя униженным. Едва увидев его, Танкред понял, что тот все последние полтора года таил злобу, а сегодняшнее дисциплинарное заседание стало для него возможностью взять наконец реванш у дерзкого лейтенантишки.

Для Танкреда это был ужасный удар. Для него, полагавшего, что ему удалось заронить сомнение в умы некоторых членов Совета крестоносцев и получить таким образом призрачный шанс избежать сурового приговора, появление нового свидетеля обвинения означало, что Роберт прекрасно подготовил свое нападение. И вдруг он почувствовал, как невыносимо гнетет его такая извращенность, такая злоба.

– Гийом де Северак является главой представительства тамплиеров на борту корабля, – объявил Петр торжественным тоном. – По традиции орден Храма не обязан взаимодействовать с папским военным советом, точно так же как папский легат не участвует в собраниях тамплиеров. Однако, учитывая сложившиеся обстоятельства и в качестве исключения, я решил удовлетворить просьбу Гийома де Северака, пожелавшего выступить перед нами.