Франсуа Баранже - Dominium Mundi. Властитель мира [litres]

Помимо этих деталей, фламандского герцога поразил царящий здесь беспорядок. Настоящая свалка, состоящая из самых разнородных вещей, ценных или нет, полезных или нет, скопленных его новым союзником за свою насыщенную жизнь и без которых, по его собственному признанию, он никогда не трогался с места. Обнаружив столь неожиданную коллекцию, Годфруа спросил себя, хватило ли одного МТА, чтобы перетащить все это на борт.

Выходя после заседания Совета, Боэмунд предложил молодому герцогу и Гуго де Вермандуа отправиться к нему, чтобы обсудить последние события. Капитан корабля, заваленный работой в канун фазы стазисного сна, учтиво отклонил приглашение. А вот Годфруа нашел предложение вполне уместным.

Боэмунд наполнил бокалы вином и протянул один из них Годфруа.

– Оно из моих земель в Южной Италии, – сказал он, усаживаясь в кресло напротив гостя. – Хоть и не марочное французское, но вполне достойное.

– Более чем достойное, если хотите узнать мое мнение, – заметил Годфруа, обмакнув губы. – И кстати, не обязательно быть французским, чтобы держать марку.

Боэмунд расхохотался. Как и многие другие народы, фламандцы славились тем, что заносчивость французов во многих областях давно им осточертела.

– Мне показалось, сегодня на Совете вы были задумчивы, Боэмунд.

– Я размышлял о том, в каком свете Петр Пустынник и Роберт представили нам проступок моего племянника.

– Другими словами: зачем объявлять о его принадлежности к ордену, если тем самым de facto [64]они удержат Совет от наложения на него санкций?

– Именно! Лишний раз должен отметить, что мы с вами мыслим одинаково, дорогой Годфруа. И каков ваш ответ на этот вопрос?

Годфруа подался вперед, взял хрустальный графин, стоящий на низком столике, и снова наполнил свой бокал.

– Возможно, наши ультра двигают пока только свои пешки, откладывая решающие ходы на потом. Вполне вероятно, их целью было не сиюминутно наказать Танкреда, а скорее поставить вас в уязвимое положение, а через вас – и всех умеренных.

– И я так думаю. Роберт сделал свой ход. Но он нервничал, вы не обратили внимания?

– Этот человек – настоящая змея! – воскликнул Годфруа. – Мне всегда казалось, что у него изворотливый и нездоровый ум. Положа руку на сердце, сегодня я не заметил особой разницы. Ни хуже ни лучше.

– Могу вас заверить, и проклятый герцог, и сам Петр в последнее время проявляют нервозность. Что-то их беспокоит.

Годфруа поглубже устроился в кресле и вытянул ноги, чтобы расслабиться.

– Возможно. Этот человек вызывает у меня такое отвращение, что мне трудно уследить за нюансами его поведения.

Их прервало легкое электронное позвякивание. Боэмунд встал, подошел к мигающему настенному дисплею и прикоснулся к светящемуся квадрату на экране. На нем появилось лицо стоящего перед входной дверью Танкреда. Боэмунд ткнул пальцем в надпись «открыть» и вернулся к своему гостю.

– Он пришел, – сказал он просто.

Танкред быстро прошел через прихожую, направляясь к дверям гостиной. Боэмунд, скорее всего, ждет его там.

Он не знал, зачем тот его вызвал, но кое-какие соображения у него были. Они не часто виделись с начала полета, и дядя предпочитал встречаться с племянником скорее в общественных местах, нежели в личных апартаментах. Его вечная пресвятая беспристрастность! В тот момент, когда Танкред открыл дверь гостиной, до него донесся посторонний голос, и он спросил себя, кого же Боэмунд мог пригласить.

– Здравствуйте, дядя, – сказал он, заходя в комнату; удивился, обнаружив сидящего в одном из кресел Годфруа Бульонского, и приостановился на пороге.

– Заходи, Танкред! – бросил ему Боэмунд. – Присоединяйся к нам!

Чувствуя на себе взгляд Годфруа, Танкред немного скованно двинулся вперед, обнял дядю и повернулся, чтобы поклониться его гостю.

– Здравствуйте, Танкред, рад вас снова видеть.

Голос фламандского сеньора был теплым.

– Это я рад вас видеть, господин герцог.

– Прошу вас, зовите меня Годфруа.

Понимая, какая честь ему оказана, Танкред вежливо склонил голову, после чего тоже устроился в кресле, пока Боэмунд наливал ему вино. Дядя набросился на него не откладывая и загрохотал во весь голос:

– Ну что, Танкред, можно сказать, твое имя у всех на устах! Похоже, у тебя собственные и весьма своеобразные представления о военной дисциплине! Неужели ты думаешь, что такое поведение достойно настоящего солдата? Допустишь ли ты, чтобы кто-то из твоих людей повел себя так, как ты сегодня утром?

Смущенный Танкред не поднимал глаз; он был готов к серьезному внушению, но не в присутствии Годфруа Бульонского.

– Я могу вам объяснить… – начал он.

Боэмунд тут же прервал его, продолжив еще более суровым тоном:

– Куда делось все, чему я тебя учил? Куда делось все, чему тебя учили в Королевской военной школе в Дании? Кажется, ты забыл и собственное имя, и свою ответственность за него, а также за членов твоей семьи! Если ты недостойно себя ведешь, ты бросаешь тень на себя, а главное, на всех, в ком течет та же кровь!

Танкред понял, что дядя так отчитывает его, потому что и сам попал в неприятную ситуацию, возможно даже, на Совете крестоносцев.

– Мне очень жаль.

– Очень надеюсь, что жаль. А что еще я могу сказать? Боэмунд, князь Тарентский, глава нормандцев Сицилии и Южной Италии, а теперь еще и дядя самого недисциплинированного лейтенанта девятого крестового похода!

Он вскочил и принялся несколько театрально расхаживать по комнате, не выпуская из рук бокал. У Танкреда зашевелились сомнения, так ли дядя в действительности гневается, как желает показать.

– Клянусь всеми святыми, – снова заговорил Боэмунд, – что на тебя нашло, зачем ты взялся за собственное расследование этой истории? Из-за того, что та женщина была невестой твоего друга… Льето, да?

– В самом начале… может быть. Но дальше – больше. В этом деле вскрылись такие теневые зоны, что…

– Черт побери! С каких это пор ты заделался дознавателем? Ты сам не понимаешь, куда лезешь. Слух о твоих подвигах докатился до самого верха, до Петра Пустынника. Излишне уточнять, как он на это смотрит.

Танкреду стало не по себе. Сам претор рассержен его поведением… Потом он подумал, что смешон. А чего он ждал? Совершенно очевидно, что глава крестового похода должен быть в курсе всех подробностей произошедшего. В том числе и его собственных действий. Несмотря ни на что, он твердо решил, что не желает в очередной раз выглядеть пустым фантазером. Только не в глазах дяди. И не перед Годфруа Бульонским.

– Я продолжаю думать, что в этом деле что-то нечисто. И если Петр Пустынник хочет поддержать свою репутацию, он должен разобраться в нем внимательнее!