Франсуа Баранже - Dominium Mundi. Властитель мира [litres]

После того как рассеялся дым, все присутствующие смогли ясно увидеть, что за перегородкой, которую разнес Танкред, находятся только технические коммуникации, теперь перекрученные и разодранные, идущие вдоль простой металлической стены. Ни следа загадочного коридора.

– Срань господня! – заорал Алькандр Данон, немного придя в себя. – Вы что, совсем спятили?!

Танкред с искаженным от ярости лицом поставил оружие на предохранитель и вышел вон в сопровождении Энгельберта, которого все происшедшее совершенно выбило из колеи. Пока полицейские, отряхивая форму, вставали на ноги, со всех сторон сбегались взбудораженные взрывом люди.

– Это вопиющая безответственность, Тарент! – ревел Данон вслед удаляющемуся яростными шагами Танкреду. – И не думайте, что вам все сойдет с рук, каким бы княжеским сынком вы ни были! Вы за это ответите!

Энгельберт с трудом поспевал за Танкредом, который на полной скорости несся на стадион, где проходила тренировка. У него в голове не укладывалось, как ситуация могла так быстро скатиться к катастрофе.

– Тебе обязательно было это делать? – спросил Турнэ.

Танкред резко остановился и развернулся к нему. На мгновение Энгельберт испугался, что лейтенант потеряет контроль над собой.

– А тебе обязательно было предупреждать полицию, черт тебя подери?

– Если я втравил тебя в неприятности, поверь, я совсем не этого хотел, – ответил Энгельберт. А поскольку Танкред молчал, он продолжил: – Ты только не злись, если я спрошу: ты совершенно уверен в том, что вчера видел? Я имею в виду, ты уверен, что это именно то место?

– Конечно же я уверен. Какого дьявола я стал бы придумывать такую историю?

– Я и не говорю, что ты ее придумал; всякий может ошибиться.

– А в данном случае ошибся ты. Тебе не следовало сообщать им. Как раз из-за того, что ты это сделал, они там все перестроили!

– Но ради всех святых, кто такие эти «они»? Полиция?

– Я не знаю, но власти им не занимать, это точно!

Энгельберт предпочел не углубляться в тему. Его друг слишком разгорячился, и в любом случае, прав он или нет, зло уже свершилось. И виноват в этом отчасти он сам, Энгельберт.

– Танкред, я думал, что поступаю правильно, предупредив полицию, а теперь вижу, что мой поступок будет стоить тебе серьезных неприятностей. Мне очень жаль.

Несгибаемость моральных устоев Энгельберта частенько выводила Танкреда из себя. Однако он знал, что за его действиями никогда не скрываются ни задние мысли, ни недоброжелательность. Всего лишь благие намерения, многими из которых, как часто случается, была вымощена дорога в ад.

Тяжело вздохнув, он дружески хлопнул своего оператора-наводчика по плечу:

– Ладно, не переживай. Как-нибудь выпутаюсь, не впервой.

Голоса обсуждающих текущие вопросы баронов сливались в монотонный гул, в который погруженный в свои размышления Петр Пустынник не слишком вслушивался. Совет крестоносцев шел уже час, но Pгаеtor peregrini никак не мог сосредоточиться на предмете разговора. Правда, утром он выдержал беседу с Урбаном IX, а это всегда было серьезным испытанием.

Оборот, который после скандальной выходки Танкреда Тарентского ранним утром в центральных прачечных приняли события, вынудил его снова испросить – второй раз за каких-то сорок восемь часов! – мнение папы. И к большому удивлению Петра, который полагал, что нет причин слишком уж беспокоиться из-за простого срыва раздраженного солдата, Урбан явно отнесся к происшедшему очень серьезно. Похоже, он считал, что дело представляет собой весьма деликатную проблему и следует уделить ему самое серьезное внимание.

По зрелом размышлении папа посоветовал Петру объявить Совету крестоносцев о принадлежности Танкреда к ордену Храма, дабы продемонстрировать, что этот человек по сути своей лишь недостойный доверия притворщик, скрывающий свое истинное лицо от всех, включая собственного дядю Боэмунда Тарентского. Однако не следует допустить, чтобы эта информация просочилась за пределы стен Совета, иначе орден немедленно подаст официальный протест. Говоря яснее, следовало найти деликатный подход.

После этих переговоров Петр вышел с еще большей путаницей в голове. Присущий ему комплекс политической неполноценности подвергал его терпение все большему испытанию, особенно в отношениях с Робертом де Монтгомери, с такой легкостью лавирующим в хитросплетениях власти, для которого интриги и махинации представлялись не просто неизбежным злом, а еще и извращенным удовольствием. Петр не понимал, куда ведут все эти расчеты. Какой смысл постоянно разделять людей на две категории: союзники или враги, умеренные или ультра, слабые или сильные? Если бы сеньоры вкладывали столько же пыла в защиту дела Божия, сколько они вкладывают в защиту собственных делишек, Церкви больше не о чем было бы беспокоиться.

Как такой святой человек, как Урбан IX, мог согласиться участвовать в этих ребяческих играх? Между тем Петр замечал, что его собственная неотесанность в этой области часто раздражала папу. Сегодня дело дошло до того, что для решения возникшей проблемы он посоветовал Петру обратиться за советом к Роберту! Эта мысль сработала как звоночек в голове, выведя его из задумчивости: было договорено, что на Совете он окажет содействие герцогу Нормандскому, и пора уже выполнять свои обязательства. Он подождал, пока не закончит Раймунд де Сен-Жиль, излагавший вопросы, связанные с интендантской службой, и взял слово.

– Господин герцог Нормандский, – сказал он самым, как он надеялся, естественным тоном, – вы сообщили мне, что дело той женщины, которую нашли мертвой в прачечных, получило неожиданное развитие. Мы вас слушаем.

Роберт де Монтгомери одарил Петра одной из своих фальшиво-почтительных улыбок, которые обладали свойством бесить того до чрезвычайности, и начал, как и было задумано:

– Не само дело в прямом смысле этого слова, сеньор претор. Как вы знаете, официальное следствие установило, что произошел несчастный случай. Тем не менее похоже, что племянник присутствующего здесь графа Тарентского решил провести собственное расследование, причем оставил за собой серьезный беспорядок.

Боэмунд, удивленный тем, что фамилия его семьи прозвучала в подобном контексте, вздернул брови и выпрямился в кресле.

Прежде чем продолжить, Роберт и его мгновенно осчастливил лицемерной улыбкой:

– Не далее как сегодня утром его вызвала полиция, которая выяснила, что он проник ночью на место трагедии – доступ куда по-прежнему запрещен властями – с целью провести частные изыскания. Затем он распустил слух, что обнаружил там секретный тайник. Дознаватель, которому было поручено дело, привел его непосредственно на место, с тем чтобы вынести порицание и наглядно продемонстрировать абсурдность его заявлений.