Марисса Майер - Кто на свете всех прекрасней? [litres]

Конечно, она ничего не почувствовала – только едва заметное тепло, всегда исходившее от камина для большей натуральности.

Через несколько секунд бешеный стук сердца Леваны начал стихать.

– Видишь? – воскликнула Чэннери, хотя Левана не знала, к чему она клонит. Ей по-прежнему не хотелось трогать голограмму, и как только сестра отпустила ее, она отдернула руку.

Чэннери этого как будто не заметила.

– А теперь смотри! – Сестра достала из кармана платья коробок спичек. Наверное, взяла их с алтаря в главном зале. Она зажгла одну и, прежде чем Левана успела что-то сказать, бросила спичку в глубину голограммы.

Там не должно было ничего произойти. Камин не должен был загореться. Но вскоре Левана заметила новый яркий свет, исходящий от тлеющих поленьев. Зашипел настоящий огонь, и Левана увидела, что края деревяшек обуглились. За камином был спрятан хворост, но теперь сияние настоящего пламени затмевало иллюзию.

Левана напряглась. Она чувствовала, что должна встать и уйти, сказать кому-то, что Чэннери нарушила правила, убежать до того, как огонь разгорится.

Но она не могла. Если Левана осмелится подставить наследницу престола, та обязательно накажет ее позже.

Она неподвижно сидела на ковре и смотрела, как пламя разгорается все больше и больше. Когда оно стало почти таким же большим, как голограмма, Чэннери снова потянулась к миске с песком – или это был сахар? – и швырнула щепотку в камин.

На этот раз в огне зашипели и затрещали голубые искры.

Левана ахнула.

Чэннери сделала так еще несколько раз, и с каждым удачным экспериментом ее смелость росла. Одна щепотка песка. Две щепотки песка одновременно. А теперь целая горсть, чтобы вызвать маленький фейерверк.

– Хочешь попробовать?

Левана кивнула. Взяла щепотку и бросила в огонь. Рассмеялась, когда голубые искры взвились и ударили в каменную стену, где должен был быть дымоход.

Вскочив на ноги, Чэннери начала искать в комнате что-нибудь, что могло красиво гореть. Плюшевый жираф долго дымился и обуглился, прежде чем загореться. Старая туфелька для куклы расплавилась и съежилась. Деревянные детали конструктора медленно тлели из-за покрывавшего их лака.

Левана не могла отвести взгляда от пламени – настоящего, пахнущего пеплом, обжигающего, покрывающего сажей обои, – но понимала, что с каждым экспериментом Чэннери все больше увлекается. Самым волшебным зрелищем были простые сине-оранжевые искры от сахара.

Щелк.

Вздрогнув, Левана обернулась и увидела, что Чэннери кидает прядь каштановых волос в огонь. Когда волосы съежились, почернели и исчезли, девочка захихикала.

Левана коснулась своей головы и обнаружила, что сестра срезала локоны до основания. Слезы выступили у нее на глазах.

Она попыталась встать, но проворная Чэннери схватила ее за юбку и попыталась повалить обратно на пол. Левана закричала и рухнула на колени, чудом не ударившись лицом об пол.

Когда она попыталась откатиться в сторону, Чэннери зажала край платья Леваны между лезвиями ножниц, и девочка услышала звук рвущейся ткани.

– Перестань! – закричала Левана и почувствовала, как слезы капают ей на ноги. Она стиснула зубы и вырвалась из хватки Чэннери.

Платье затрещало, и Чэннери с криком упала в камин. Она вскрикнула и тут же выпрыгнула обратно. Ее лицо исказилось от боли.

Левана в ужасе уставилась на сестру.

– Прости меня, – пробормотала она. – Я не хотела. Ты в порядке?

Но Чэннери была не в порядке. Ее губы искривились, глаза потемнели от ярости, которая была незнакома Леване, а ведь она видела гнев сестры много, много раз. Левана попятилась, все еще сжимая юбку в руках.

– Мне жаль, – снова промямлила она.

Чэннери дотронулась дрожащей рукой до своего плеча и повернулась, чтобы Левана увидела ее спину. Все произошло очень быстро. Верхняя часть платья обуглилась, но не загорелась. Кожа на шее Чэннери покраснела, на ней появились первые волдыри.

– Я позову врача, – сказала Левана, вскочив на ноги. – Нужно промыть ожог, или… приложить лед, или…

– Я пыталась спасти тебя.

Левана замерла. В глазах сестры блестели слезы боли, но их затмевал безумный яростный взгляд.

– Что?

– Помнишь, сестренка? Помнишь, как я пришла и увидела, что ты играешь с настоящим огнем в камине? Помнишь, как ты упала в него, думая, что он тебе не навредит, что это иллюзия? Помнишь, как я обожглась, пытаясь спасти тебя?

Моргнув, Левана попыталась сделать шаг назад, но ее ноги приросли к ковру. Не от страха или неуверенности – их контролировала Чэннери. Левана была слишком юной и слабой, чтобы убежать.

Ее охватил ужас, по коже побежали мурашки.

– С-сестра, – пробормотала она. – Нужно приложить лед к твоим ожогам. Пока… не стало хуже.

Но выражение лица Чэннери снова изменилось. Ярость превратилась во что-то жестокое, голодное и любопытное.

– Иди сюда, сестренка, – прошептала она, и несмотря на весь ужас, Левана подчинилась ей. – Я хочу кое-что показать тебе.

Левана не могла сдержать слез, как бы ни старалась. Рыдания были отчаянными, мучительными. Слезы подступали к глазам так быстро, что она задыхалась от конвульсий. Дрожа, она рухнула на колени. Ей хотелось успокоиться. Левана знала, что Эврет в своих личных покоях, находившихся в конце коридора, наверняка слышит ее. Сначала она представляла себе, как он пожалеет ее, как звук ее рыданий смягчит его сердце и приведет сюда. Представляла, что он утешит ее, обнимет и наконец-то поймет, что всегда любил ее.

Но Левана плакала уже слишком долго и понимала, что этого не произойдет. Еще одной фантазии не суждено сбыться. Она втянула себя в очередную ложь, не осознавая, что сама построила себе клетку.

Наконец слезы иссякли, боль утихла.

Когда Левана снова смогла дышать, она схватилась за столбик балдахина и поднялась. Ноги дрожали, но все же держали ее. Не в силах восстановить свои чары, Левана сорвала прозрачную ткань, свисавшую с балдахина, и прикрылась ею. Она будет похожа на призрак, блуждающий по коридорам дворца, но в этом не было ничего странного. Она и чувствовала себя призраком. Фантазией глупой девочки.

Плотнее завернувшись в покрывало, Левана вышла в коридор. Два стражника стояли у дверей ее личных покоев. Если они и удивились, увидев ее, то не подали вида. Они молча последовали за ней на почтительном расстоянии.

Бредя по дворцу, Левана никого не встретила. Даже слуги спали в столь поздний час. Она не знала, куда идет, пока через несколько минут не остановилась перед комнатой, где почти восемь лет назад была спальня сестры в период ее недолгого правления. Левана могла занять эти покои – они были просторнее и роскошнее тех, в которых она жила, – но ей нравились скромные комнаты, которые она делила с Эвретом и Зимой. Ей нравилось думать, что она королева, которая нуждается не в богатстве и роскоши, а лишь в любви окружавшей ее семьи.