Николай Гусев - Злая, злая планета

Опасаясь, что нас заметёт, мы все равно ехали. Выискивая по карте деревни и села, любые населенные пункты, по которым можно было определиться с местонахождением, водители на ощупь отыскивали верный путь. Это нисколько не помогло, а постоянные повороты, блуждания, остановки так утомили Володю, что он в конце концов не выдержал и заявил, что больше это продолжаться не может, нужно дождаться хорошей погоды, определить по звёздам наше положение и только тогда продолжить путь.

Кирсанов смотрел вперёд в узкий иллюминатор, и в лице у него вдруг появилось незнакомое для меня выражение – он как будто готов был сдаться. Было решено устроить привал в ближайшем подходящем месте. Снегопад все ещё был очень силён, у нас так и не вышло найти себе подходящее укрытие и в конце концов Володя заглушил двигатель на опушке леса и с тех пор мы простояли на этом месте два дня.

Мы никак не рассчитывали, что наш путь до Хабаровска может занять больше трёх дней, поэтому и без того скудный рацион сократился вдвое. Тогда, во Владивостоке, готовясь выступать, три дня были поставлены Кирсановым, как самый долгий срок, но каждый держал в тайне уверенность, что мы будем в Хабаровске к утру. Но теперь об этом пришлось забыть. Мы голодали, мы устали, мы утратили надежду и уже всерьёз готовы были признать поражение, готовы были бросить вездеход. И когда снегопад не перестал и на второй день, такой поворот событий стал неизбежен.

– Ладно, давайте только выспимся, а там решим окончательно, – вынес свой вердикт Кирсанов.

Мы вшестером набились в багажник. Оставлять кого-то на часах не имело смысла – кому придёт в голову бродить в такую непогоду, да и к тому же мы быстро станем похожи на снежный нанос со стороны.

Разбудил нас всех Дима. Спросонья я не сообразил где мы. Все высыпали на улицу и открыли рты, застыв в изумлении.

Мы стояли на опушке леса, под куполом бархатного темно-синего неба, усыпанного яркими звездами, а где-то совсем недалеко от нас виднелись тусклые огоньки маленького посёлка. На небе не было ни единого облачка…

А потом тишину разорвал торжествующий клич Володи. Он принялся скакать по снегу вокруг танка, размахивая в воздухе руками и кричать, что мы спасены. Никто не пытался его урезонить, Кирсанов вдруг вернул на своё лицо извечную добродушную ухмылку и даже Дима утратил, казалось, обычную свою раздражительность. Они закурили, а мы с Юлей просто стояли на снегу и смотрели вперёд, на видневшиеся вдали огни.

Вечером Кирсанов и Володя отправились в посёлок. Они отсутствовали недолго, но вернулись не с пустыми руками.

– Ешьте, – сказал Кирсанов, грузно забравшись в кабину и поставил на заднее сиденье, между мной и хиншу, увесистый сверток.

Мы набросились на снедь, уплетая за обе щеки, пока Дима, Кирсанов и Володя разбирались с нашим местонахождением на карте. Это оказалось нетрудно, поскольку Кирсанову удалось узнать название посёлка и примерное направление. Но местные сообщили, что вдоль Уссурийской трассы идёт хороший зимник до самого Хабаровска. Им мы и воспользовались.

Каким-то чудом мы оказались к цели гораздо ближе, чем рассчитывали. Как это произошло – никто не мог себе даже вообразить. Но вместо расчетных пятиста пятидесяти километров, до Хабаровска оставалось около трёхсот. Это обстоятельство чрезвычайно воодушевило нас и мы напрочь забыли, что немногим ранее готовы были бросить вездеход. Теперь об этом не могло быть и речи.

И мы ринулись навстречу новым испытаниям, готовые пережить что угодно, но во что бы то ни стало достичь цели.

Погода стояла безоблачная всю ночь и весь следующий день. В темное время мы двигались осторожно, Володя часто останавливался и Дима открывал люк в потолке, высовывался наружу и долго вслушивался в ночь, не слышно ли за нами или впереди нас звука моторов.

Но все шло благополучно. К рассвету Кирсанов сменил Володю и, по мере того, как над миром разгорался день, вездеход делал все меньше остановок, пока, наконец, Кирсанов не плюнул на осторожность и не промчал оставшиеся десятки километров до города на крейсерской скорости. Дима этот последний отрезок пути провёл с винтовкой на коленях на переднем сиденье. Но мы не встретили ни души, если не считать пары автобусов и нескольких снегоуборочных бригад. А сам по себе, патрульный танк-сторожевик подозрений вызвать не мог – континентальные трассы и их окрестности патрулируются на всем их протяжении, и почти везде на Дальнем Востоке такие танки-вездеходы – штатные машины.

В сам Хабаровск мы заезжать не стали, даже не въехали в пригороды. Остановились недалеко от маленькой деревушки и отправились на разведку. На этот раз с Кирсановым и Димой пошёл я.

Мы вошли в посёлок около полудня, под звон церковных колоколов. Стоял крепкий мороз, на небе ослепительно сияло солнце и на улицах было полно народу. В центре деревни была небольшая церковь и, похоже, вся деревня была здесь. Народ заполнил церковный двор, на улице вовсю резвились дети.

– Какой сегодня день? – Пробормотал Кирсанов.

– Судя по всему, воскресный, – буркнул в ответ Дима.

Кирсанов неожиданно направился прямо к церкви и Дима, на секунду растерявшись, поспешил за ним.

– Куда это ты направился?

Но Кирсанов ничего не ответил. Войдя через калиточку во двор, он поклонился, торопливо перекрестившись. Я, на всякий случай, последовал его примеру. Мы поднялись по каменным ступеням паперти, Кирсанов потянул на себя тяжелую чугунную дверь и мы вошли.

В церкви уже почти никого не было, только чей-то силуэт безмолвно застыл у икон, кто-то протирал подсвечники, снимая огарки свеч. Сквозь высокие, узкие окна косо падали прямо на амвон яркие, слепящие столбы солнечного света. Было очень тихо, но малейший шорох разносился эхом под куполом храма и становился слышимым.

Кирсанов приблизился к старушке, протиравшей тряпицей икону и что-то спросил у неё. Немного послушав, старушка отложила тряпицу и направилась к выходу, накинула шерстяное пальто и вышла из церкви. Мы направились за ней. Она обошла храм и мы увидели небольшой домик на заднем дворе. Старушка постучала в окошко, вскоре открылась дверь и мы вошли.

Кирсанов и бабушка ушли, а мы остались в сенях. Ждать пришлось довольно долго. Наконец дверь открылась и показался старый священник, очень худой и усталый на вид. Он рассеянно оглядел нас лучистыми серыми глазами, ничего не сказал, только благословил. Надев шапку и пальто, он взял посох и вышел во двор, отправившись в деревню.

Мы подошли к одному из домов недалеко от храма, тоже на центральной улице, священник погремел калиткой и закричал во двор:

– Марья! Степан!

Девчушка в валенках резво пробежала по двору к дому, на ходу крикнув: